— Зачем?

— Я хочу научиться летать, Эмилиан, а мой дракон просится на волю, только когда ты делаешь со мной невероятное, — она тянет меня за собой на широкое ложе и, встав передо мной на колени, развязывает завязки легкого платья. Тонкая ткань, струясь, ложится на постель. Под ладонями ее грудь упругая, соски сжимаются и щекочут кожу. Стискиваю сильнее, нападаю на губы, толкаю язык в жаркий рот и опускаю вторую ладонь ей между ног.

Дара немного расставляет бедра, подается вперед, требуя пальцами быть настойчивей, но я качаю головой.

— Не спеши, моя девочка… Сама же захотела «подольше».

Глава 42. Дара

Когда Эмилиан наклоняется, чтобы поцеловать меня, что-то неожиданно меняется. Маруньи опускаются на углы беседки и озаряют короля теплым светом, а я смотрю в его лицо и вижу забытый мною на несколько недель ужас.

Марьян!

Отползаю с отчаянным криком и выставляю ладонь перед собой. Искра дракона давит на грудь, стигма дрожит под ребрами и причиняет боль, а с пальцев срываются острые пики льда. Они с хрустом разрезают пространство и входят в щеку врага, как в масло.

— Дара! — ревет он зверем, хватаясь за лицо. — Ты что творишь?! — я отползаю еще дальше, пока не упираюсь в деревянное изголовье.

— Не подходи ко мне! — вскрикиваю пронзительно. — Ты мне жизнь искалечил, Марьян, не притрагивайся!

— Это я — Эмилиан, — мужчина говорит спокойное, будто пытается притупить мое внимание, опускается на колени, наклоняет голову, чтобы казаться ниже, тянет ко мне дрожащую ладонь, но она в крови.

Я снова кричу, срывая голос, а потом падаю в липкую черноту.

Выныриваю на свет, когда небо в окне покоев окрашивается алым, а лучи солнца рассекают сизое небо и прогоняют ночное светило за горизонт.

— Дара? — шепчет знакомый голос. — Ты как?

— Что случилось? — приснилось? Пытаюсь восстановить в голове вчерашний день, но память покрыта черным туманом. — У меня был такой сон реальный, мурашки по коже.

— Ты упала в обморок, — хозяин голоса пытается меня обнять. — Ты помнишь?

Повернувшись в постели, я смотрю в лицо мужчины, пытаюсь его узнать, но мне становится снова страшно, до панического ужаса и мушек перед глазами. Отталкиваюсь, чтобы избежать объятий, прячу лицо в ладонях. Я знаю, что этот человек важен для меня, но боюсь и задыхаюсь от паники.

— Что-то не так… Я не понимаю, — всхлипнув, сползаю с кровати и убегаю в купальню, где забиваюсь в угол. Меня колотит, холодный пот катится по спине, режет застывшими льдинками кожу, пальцы дубеют, а в груди будто лава кипит. Закрываю глаза и вижу Марьяна: его косую улыбку, шрам на брови, серо-голубой голодный взгляд.

— Дара, — и слышу его голос! Не хочу, это невыносимо, не хочу к нему снова.

— Уходи прочь! Прочь!

— Мрак тебя раздери на части, брат… — шепчет голос Марьяна.

Меня сдавливают сильные руки, заставляют подняться, почти ломают ребра. Я брыкаюсь, отталкиваюсь, пока обессиленно не падаю на широкую грудь. Вокруг нас летают иглы льда и беснуется пламя. Оно обжигает моего врага, выедает его плоть на лице, руках, груди.

— Прости меня, — говорит Марьян, и я застываю оглушенной птицей в клети его рук. Широкая ладонь опускается на лоб, короткий импульс впивается в виски, и я не могу руководить своим телом — будто парализованная избитая жертва.

Звуки исчезают, свет то вспыхивает, то гаснет над головой, пока не растекается на широком потолке сероватым молоком.

Только ужас никуда не уходит: стоит перед глазами в образе мужа, который…

— Я вернусь за тобой, Да-а-ара…

— Не-е-ет, ты же умер! — я помню. Умер. Как, не знаю, но уверена!

— Я вернусь с того света и сведу тебя с ума-а-а, — его ехидный голос врастает под кожу, травит, ломает каждую косточку, заставляет кричать, вертеться в мокрой постели, рвать все, что попадается под руки.

Сколько проходит времени в этой агонии, мне сложно сказать, но тишина, спасительная тишина, приходит тогда, когда у меня не хватает уже сил сопротивляться. Будто из остывших губ вылетает последняя ниточка теплого дыхания, и я умираю. Позволяю монстру издеваться, путать мысли, влезать в меня. Разрушать.

Я должна сопротивляться, но не могу.

— Месс, что с ней? — голос Марьяна всегда рядом, не уходит, не исчезает. Из-за этого я, даже очнувшись, не открываю глаза. Лежу, как камень, и боюсь пошевелиться.

— Рецидив, Эмилиан, — отвечает кто-то мягко. Этот голос приятный, он меня не пугает. — Она так просто от Мариана не вылечится, — озвученное имя заставляет меня вздрогнуть и сжать кулаки. Под пальцами трещит мокрая ткань, но я не открываю глаза, слушаю дальше: — Искра дракона не раскрылась: перегрузила психику, накалила магию в ее теле, а потом все это выплеснулось в ужас. Хорошо, если Дара вообще хоть что-то вспомнит. Твой отец…