— Нет. Дай мне пару минут. Просто увидел того, кто до сих пор… вызывает много эмоций.

Ева нерешительно помялась в дверях, и Ноа ждал, когда она уйдет. Так всегда бывало в «Убежище», она приходила, искала сестру и незаметно исчезала вместе с ней. Сейчас, правда, у Ноа не было сил ерничать.

Он удивился, когда Ева не ушла. Она аккуратно подхватила подол простого бархатного платья и осторожно уселась рядом с Ноа. Он напрягся, и сердце тут же снова подскочило, нагоняя панику, так что усилием воли Ноа расслабился и прикрыл глаза.

— Ты его знал. Кто это?

— Картлах арта Дэл. Кто-то вроде… ближе всего к вашим генералам. При дворе он занимался не столько военной мощью, сколько более теневыми вещами. Шпионы, предатели.

— Заговоры? — Ева усмехнулась. — Тогда он не справился.

— У него была другая область работы.

Перед глазами снова возникали картины, а где-то за ними слышались утробные песни китов. Ноа понял, что если сейчас не воплотит всё это в слова, то рискует снова погрузиться в воспоминания.

Он распахнул глаза, вглядываясь в полумрак, и сказал:

— Знаешь, почему я не участвовал в политике? Я всех одинаково ненавижу. И нынешнюю власть Фарналиса, и прошлую. Да, нынешняя жестока. Но прошлая не была лучше. Тот род, к которому формально принадлежу и я.

Ноа криво ухмыльнулся, вспоминая недавний разговор:

— Знаешь, почему Фелтана согласилась помочь и направить воинов к «Убежищу»? Потому что я пообещал заплатить ей. Да, мы чтим древние договоры услуг, но ей не нужна моя услуга. Ей нужны простые и банальные человеческие деньги.

— А у тебя есть?

Вопрос прозвучал наивно. А может, с грустью подумал Ноа, это он стал слишком циничным.

— Конечно, есть. Думаешь, почему я сделал «Убежище» именно притоном? Благословения приносят отличные деньги. Которые позволяют не выгонять сразу на улицу тех, кто приходит подобно Шану.

— И тебе не жаль тех, кто потом подсаживается на благословения на улице?

— Это их личный выбор, — пожал плечами Ноа. — Этот выбор обеспечивает «Убежище». А для нас… на кали’фарн благословения действуют чуть иначе. Позволяют грезить. Унимают боль, стирают воспоминания. Мы воспринимаем по-другому. Не зависим от них физически так, как люди от наркотиков.

— А людей ты не очень любишь.

— Я жил какое-то время на улице, пока нас не приютила Марна. Этих людей мне не жаль.

Ноа замолчал. Он бы сейчас с удовольствием принял немного благословения, чтобы стереть эту панику и накатывавшие волнами воспоминания. Как прилив, в котором плещутся киты.

— Знаешь, почему я так ненавижу прежнюю власть? — спросил Ноа. — Не только из-за Фелтаны. Мои родители и старший брат занимались делами при дворе. Многое знали. Поэтому сразу после переворота к нам пожаловал Картлах. Он бежал в мир людей, но до этого проводил зачистку. Он убил их. Вздернул в саду нашего поместья, чтобы они никому не смогли рассказать те тайны, что знали.

Голос Ноа всё-таки сорвался, слишком живо перед глазами встали покачивающиеся тела. На лице Картлаха не отразилось эмоций. «Тайны не могут попасть в руки захватчиков или людей», заявил он тогда. Вот и всё объяснение, достаточное оправдание для убийства.

Сегодня он вряд ли узнал Ноа. А тогда его, Анелию и Дайна спасло только то, что они не имели отношения ко двору. Правда, прекрасно понимали, что доказывать это новой власти будет сложно, особенно учитывая их родство с падшими королями.

Прошло достаточно времени, Ноа давно не вспоминал и полагал, что такие яркие воспоминания больше не вернутся. Он даже научился ощущать, когда подкрадывались подобные сны и просто закидывался благословением, чтобы грезить, а не видеть их.

Он потер глаза, как будто это могло стряхнуть с век видения. Или заставить заткнуться китов, которых Ноа вовсе не хотел слышать. Весь мир казался зыбким и нереальным.

— Ноа, — Ева мягко коснулась его плеча, как будто не знала, что еще сказать.

— Это всё нереально, давно в прошлом, — пробормотал Ноа, поворачиваясь к ней. — Знаешь, что реально здесь и сейчас?

Они сидели так близко, что ему и наклоняться-то почти не пришлось. В этом поцелуе не было насмешки или настойчивости, Ноа просто отчаянно потянулся к чему-то настоящему — и замер, страстно желая ощущений и боясь, что его оттолкнут.

Ева не оттолкнула. Кажется, она сама удивилась происходящему, но не отстранилась. Ее губы были мягкими, а ее энергия ощутилась как влажная земля после дождя, как что-то устойчивое, что Ноа помнил в Фарналисе, но не в мире людей.