Ноа бросил на нее быстрый взгляд и подмигнул:

— Тебе идет платье фейри. Модненькое.

Голос Ноа звучал хрипло, и Ева вспомнила, как он кричал ночью — и как его чуть не придушили при нападении.

Одной рукой Ноа включил чайник, тут же скользнул обратно к сковородке, потыкал яичницу и счел ее готовой. Ева успела присесть за стол, а на нем уже оказалась доска, сковородка, две тарелки и приборы.

— Разве ты не должен спать? — осторожно спросила Ева. — Или что-то вроде того.

— Неа. Голова разболелась.

— А благословение действует?

— Ага, я еще слегка под кайфом. А что, хочешь воспользоваться мною, пока я беспомощный?

Он уселся на стол и подмигнул Еве, одновременно с этим накладывая себе в тарелку кусок яичницы.

— Вряд ли ты беспомощный.

Она вспомнила вчерашний прием, который теперь казался будто подернутым туманом. Убийство Развенчанной королевы, нападение… Ева впервые шагала в тенях и впервые увидела, какими могут быть фейри в схватке. Как Ноа и Делин четко действовали сообща и какими опасными могли быть.

Хотя помнила Ева и Ноа до этого в темной комнате. Потерянного, одинокого, жаждущего почувствовать что-то настоящее, не относящееся к мрачному прошлому.

У Евы было ощущение, будто она целует лунный свет. Невесомый, нежный, но в то же время неотвратимый, проникающий будто в поры кожи и ласкающий изнутри. Это было странно и не похоже на то, что обычно происходит при поцелуе с людьми. Больше ощущений. Как будто задействованы все чувства и еще немного сверху.

И всё-таки беспомощным Ноа не был даже тогда.

— Не думаю, что Марна оценит твои подвиги, — заметила Ева. — Она и на Делина вчера ругалась, что с его руками стоит пару дней полежать в постели.

— Ожоги ведь не сильные?

— Нет. Она выдала мазь, и Шан не отходит от брата.

— Хорошо, — кивнул Ноа. — Ты тоже присматривай за сестрой.

— В смысле?

Ноа жевал большой кусок яичницы, так что обеспокоенной Еве пришлось ждать. А потом еще немного, пока он разливал чай, без труда находя чашки. Ноа отлично чувствовал себя на кухне Марны. Как на своей собственной.

Не успев сесть, он съел еще немного и только после этого наконец-то пояснил:

— Тот кинжал, который схватила Лили. Фарналисский. Зачарованная штука, и магия выбрала именно ее.

— Для чего?

— Понятия не имею! Ничего опасного, это точно, но надо смотреть чары. Я могу, но… попозже.

— Когда ты сможешь сделать это, не корчась от боли, — проворчала Ева. — Иначе Марна не будет так благосклонна.

— Она и не сможет. Жидкое благословение можно использовать разок, но до второго приема должны пройти недели. Иначе может не подействовать или накопиться в организме слишком много.

Он говорил об этом беспечно, а Ева поежилась. И подумала, что стоит подняться к Лили и посмотреть тот кинжал. Сестра накануне казалась просто испуганной, но вдруг это оружие как-то еще повлияет?

Ноа интенсивно жевал. Потом, наконец, заявил:

— Мне нужен твой телефон.

— Зачем это?

— Наводить справки. А мой остался дома, куда я не могу вернуться. Тебе бы тоже не советовал уезжать. Если кинжал как-то повлияет на Лили, Марна сможет помочь.

Еве не нравились обе мысли. И то, что с ее сестрой что-то может случиться, и то, что надо отдать кому-то телефон. Она рассчитывала позвонить в редакцию.

— Мне надо выяснить, кто сейчас имеет вес, — пояснил Ноа. — Сколько осталось членов королевской семьи, кто теперь наследник. И заключить сделку, конечно же.

Даже сейчас он думал об «Убежище» и как его обезопасить.

— Делин наверняка в курсе…

— Делин с Шаном, нечего их трогать, — пожал плечами Ноа. Широко улыбнулся. — Я большой мальчик и могу разобраться сам.

— Постарайся при этом не умереть.

Ноа хрипло засмеялся и вскинул брови:

— А что, будешь скучать?

Он явно не ждал ответа и продолжил есть. У Евы не было аппетита, но из вежливости она взяла кусочек. К ее удивлению, то, что выглядело не очень-то красиво, оказалось весьма вкусно. Ноа явно заметил ее удивление и хмыкнул:

— Ты думала, я консервами питаюсь? Поэтому больше ничего не умею? Или фейри от солнечного света подзаряжаются?

Ева вздохнула. Она почти скучала по тому Ноа, которого видела вчера, он казался более… человечным. Понятным. Не скрывающимся за панцирем насмешки.