— На проходной спрашивают: вызывать полицию или разобраться самим, — докладывает секьюрити, вытянувшись, как перед генералом. — Ярослав Алексеевич стоит под воротами и просится обратно, ведет себя шумно.

— Так быстро?! Он что, даже не уходил?

— Ненадолго выходил за территорию, разбирался с телефоном, но сам не звонил. Покружил по дороге и назад. Он просил вернуть вам его телефон, — Макс подает Эду гаджет. — И показать сообщения, которые пришли за последние несколько дней.

Эдуард открывает входящие и тут же отворачивает экран телефона от меня.

— Я этого ожидал, — вздыхает он. — Вторая группа активизировалась и поставила его на счетчик. Угрозы расчлененки. Выкупленных десяти миллионов евро оказалось недостаточно...

Я ахаю и собираюсь упрашивать Эда помочь брату и моему формальному мужу. Ведь без него стратегия, придуманная Эдом, рухнет. Или не рухнет?! Замечаю, что после ужина Эдуард немного подобрел. Похоже, у Ярика есть шанс.

— И что он делает? — небрежно интересуется мой мужчина.

— Кричит. Боится. Шарахается от проезжающих автомашин. Обещает исправиться. Просит поручить ему какую-нибудь работу.

— Ярик хочет работать?! Это даже не смешно, — Эд раздумывает. — Ладно, пошли, поглядим на него еще раз.

Они пошли, и я тоже увязалась. Два охранника выходят первыми; замечаю, что они вооружены, осматриваются. Потом выходим мы с Эдом. Я держусь за него и отчетливо понимаю, что он любит брата, каким бы он ни был. Если б не любил, просто приказал бы его отогнать. А значит, семья, близкие люди для Эдуарда — самое важное. И значит, я правильно поступила, что согласилась на эту в чем-то странную, а в чем-то естественную роль. У меня точно все будет хорошо.

Под воротами, освещенный белым слепящим светом прожектора, стоит Ярик. Тощий, несчастный, дрожащий и очень бледный. Старший брат останавливается и смотрит на него, и от этого взгляда все больше ссутуливается младший, а потом, похоже, даже вздрагивает от рыданий. А я все думаю: как я могла так обмануться, считая, что люблю этого человека, как?!

— Давно не виделись! — наконец прерывает немую сцену Эд. — Я же у тебя, вроде, все отнимаю, так зачем ты сам ко мне идешь?!

Тут Ярик бухнулся на колени и тихо взвыл, норовя дотянуться до брата или хотя бы поцеловать край его одежды:

— Защити меня, брат! Я помню, КАК меня раньше предупреждали. Я только телефон включил, а там десяток картинок с угрозами. Нет, сейчас мне нельзя в Москву.

Эд брезгливо отодвигается и хмыкает:

— В чем я так провинился перед Богом, что у меня появился такой брательник? Наверное, я теперь всегда буду тебя называть — «дорогой брат», потому, что ты обходишься мне дороже любого из родственничков. Ты будешь хотя бы нормально себя вести?!

— Да!

— И что, тебя не надо будет сторожить?

— Нет, нет! Я и сам буду прятаться. Я хочу жить.

Ну, примирение вроде бы состоялось. Хотя братских объятий не последовало. Расходимся по домикам. Сразу укладываемся спать, чтобы завершился, наконец, этот непростой день. Замечаю, что Эд долго не может уснуть, все обдумывает что-то и иногда чуть слышно вздыхает; не решаюсь его тревожить.

Надеюсь, Ярик так провоняет гарью за ночь, что больше не захочет устраивать такую гадость. А если что — ребята ему точно напомнят.

Утром просыпаюсь, Эда рядом нет. На столе записка из одного слова: «Бегаю». Улыбаюсь. Хотела бы я собрать себя в кулак и начать бегать вместе с ним. Или, хотя бы, за ним. Чтобы конкуренток отгонять.

Выхожу во двор и, предсказуемо, вижу Ярика, приводящего в порядок крышу домика, стоя на приставной лестнице. Он сбрасывает обгорелые стебли и пытается отмыть черепицу. Получается так себе. Увидел меня и быстро спускается.

— Привет, — говорит, как ни в чем ни бывало, с синяками под обоими глазами, чумазый весь, чуть не коснулся меня.

Я как раз думаю, что лучше было бы мне тогда бросить упавшего неловкого велосипедиста и убежать со всех ног в другую сторону от школы. Но выдавливаю из себя:

— Привет и пока.

— Нам нужно поговорить, — встает он у меня на дороге; охранников не видно, наверное, спят; вообще никого рядом. — Я понял, почему он так легко меня отпустил, в одежде без маячков.

Непонимающе смотрю на Ярика. Что ему еще пришло в больную голову?

— Он вживил мне его под кожу.

Я отшатываюсь от него, как от психа.

— Нет, правда! Я почти уверен. Последний электросон был какой-то особенно глубокий. А просыпаюсь и чувствую — рука чешется. Так и чешется немного с тех пор, — засучивает рукав и скребет ногтями предплечье.