– Дура ты, Аленка, – качнула головой.

В последний раз взглянула в глаза той, кого считала практически сестрой, и ушла из ее дома навсегда.

Можно сказать, тот день стал последним не только для нашей дружбы с Макаровой, но и в отношении моих прогулок по городу. Слова бывшей подруги нашли лазейку в сердце, пробили защитные заслоны и напугали.

Да и короткая переписка с Султановым поспособствовала. Где-то через пару-тройку дней после злополучной ночи я не выдержала и написала ему сообщение. Поинтересовалась: как живется мудаку-насильнику, доволен ли он очередной победой, и не мучает ли его совесть. На что получила ответ: фотографию стены из красного кирпича, на которой ярко-белой краской было выведено всего одно короткое, но очень емкое слово «ДУРА». И блокировку контакта.

Именно дурой я себя в тот момент и почувствовала.

Круглой дурой, чьи розовые очки в очередной раз разбились в дребезги. По наивности я думала, что Султанову просто стыдно, поэтому он не написал первым ни строчки. Оказалось, все до банальности просто. Он просто получил свое и пошел дальше, не оглядываясь.

Я поступила также.

Закрыла страничку прошлого, удалив все свои контакты в соцсетях, сменила симку и превратилась в затворницу. Из дома выбиралась лишь на работу, а оттуда прямиком опять домой. И не пешком. Просила подбросить отца или вызывала такси. А свежим воздухом наслаждалась, проводя все вечера с книжкой на лоджии. На соревнования тоже отказалась ходить, даже угроза увольнения не помогла Санычу меня заставить передумать.

?Так прошел март, апрель.

А в мае родители забили тревогу и, заставив взять ежегодный отпуск вместе с отгулами, которых накопилось почти на две недели, отправили меня к тетке в Питер. Сменить обстановку, отдохнуть и сделать перезагрузку.

Именно там, в северной столице, я случайно узнала, что в начале июня Сашка Тищенко погиб. Получил серьезное ножевое ранение, когда защищал свою девушку от каких-то отморозков. Скорая опоздала. Спасти его не смогли.

Тогда эта новость буквально меня разорвала на части. Придавила бетонной стеной, из-под которой я только-только начинала вылезать. При всех разочарованиях в окружающих людях Тищенко оставался для меня чуть ли не единственным на тот момент человеком, который продолжал вызывать улыбку лишь одними мыслями о себе.

И пусть он был одним из дружной троицы боксеров, двоих из которых я презирала, он стоял отдельно. Был лучиком света в темном царстве.

Первое, что сделала, вернувшись в родной город, это поехала к нему на кладбище. До последнего момента надеялась, что произошла ошибка. Жестокий розыгрыш. Но увы…

С большой цветной фотографии, прикрепленной к деревянному темно-коричневому кресту, на меня с улыбкой смотрел Сашка.

Сашка Тищенко. Почти друг, обещавший защищать, если вдруг кто-то надумает меня обидеть. Светлый человечек, с которым я могла посмеяться и поговорить обо всем на свете.

Могла раньше. До того, как его не стало.

Вот так у меня появилось еще одно место, куда я стала выбираться. Редко. Но в те моменты мне становилось как будто легче.

Через год деревянный крест сменился гранитным камнем, но улыбка Тищенко осталась все такой же светлой, яркой и безоблачной.

Такой, какой я ее и запомнила.

– Точно, хочу Сашку проведать, – озвучиваю мысль, которая позволяет вынырнуть на поверхность из темных глубин прошлого. – Сегодня. Сейчас.

Выливаю в раковину уже остывший напиток, к которому, задумавшись, почти не притронулась, и готовлю новый. Желание попасть на кладбище всецело занимает голову, и я незаметно для себя успокаиваюсь и легко отодвигаю колкие воспоминания.

Все плохое в прошлом.

А я буду жить настоящим.

Глава 13

Такси приезжает без опоздания, и, к счастью, водитель попадается неболтливый. Забираюсь на заднее сидение, прячу руки в карманы пуховика, утыкаюсь носом в шарф и отворачиваюсь к окну. Сегодня хочется тишины.

Слишком много кричащих мыслей было за последние сутки в голове. И вымотали они меня побольше, чем физический труд.

Возле цветочного киоска прошу остановиться. Красные гвоздики и припрятанная в кармане пара шоколадных конфет – обязательные спутники моих походов на кладбище. Понимаю, что Сашка этого уже не оценит, но мне самой становится теплее на душе, когда я думаю, что он непременно бы улыбнулся, протяни я ему шоколадный батончик.

Некоторые люди не любят кладбища. Может, боятся, хотя говорят, что чувствуют подавленность или негатив. Я же ничего подобного не ощущаю. Просто место тишины и покоя, где иногда даже становится легче.

Расплачиваюсь с таксистом, косящим на меня немного задумчивым взглядом, и выхожу на улицу. Через пару дней наступит декабрь. Зима во всю заявит о себе датой на календаре, и многие начнут готовиться к новогодним торжествам. А мне просто хочется снега. Чтобы он искрился, кружил и укрыл, наконец-то, землю пушистым белоснежным покрывалом.

А то какое-то нелепое несоответствие. Я в длинном голубом пуховике, шарфе и варежках, а под деревьями еще трава зеленеет.

Непорядок.

Поправляю капюшон, натягивая его поглубже. И поднимаю шарф повыше. Все же местность открытая, и ветер тут гуляет, будь здоров. Простывать не хочется.

Я вообще из тех людей, которые болеют редко, но метко. Если уж недомогание срубает, то так, что и на ногах стоять невозможно. Только вповолячку и первые сутки или двое в беспробудном сне. А потом уже повеселее, и еще через пару дней, как огурчик.