– Я знаю, Маша, – вместо того, чтобы запаниковать, он улыбается.

– А если забеременею?

– Я буду безумно счастлив. И сыну, и дочери.

– Смеешься?

– Нет. Нисколько. И да, я знаю, что при отрицательном резусе аборты противопоказаны, да это и не наш вариант.

– Но я совсем недавно рассталась с другим, – смотрю в карие глаза, прикусывая губу, и меня все больше одолевает понимание, что он не удивлен разговору, а даже рад. – И если сейчас забеременею…

– Это будет мой ребенок, – перебивает уверенно, – Кравцов не может иметь детей.

Да, я об этом знаю, не-свекровь как-то в порыве откровения проболталась. Но вот откуда Султанов в курсе? Хмурю брови, а потом мысленно машу рукой.

Какая, нафиг, разница откуда. Знает и знает. Так даже лучше.

– А не рано нам? Что люди скажут? – стараюсь поймать все эмоции, какие Сулейман и не пытается прятать. – Мы же только-только… – замираю, не зная, как правильно выразиться.

Уж точно не «познакомились». Это событие случилось будто бы в прошлой жизни. Лет сто назад. Или больше.

Стали встречаться? Так вроде, и не встречались мы с ним.

Непонятно у нас все, не как у других.

– Машуль, рано заводить детей или нет, решать только нам с тобой, потому что это наша жизнь, а не чья-то еще. Я свой выбор сделал, и это – ты. Я люблю тебя. И никогда не откажусь. Но выбор за тобой. Если считаешь, что рано, мы поедем и купим таблетки. А рожать будем, когда ты будешь готова.

– Я… – хапаю раскрытым ртом воздух и прикусываю губу.

Боже мой, ну разве можно вот так четко и откровенно рубить правду прямо в лоб?

Кому-то, наверное, нет, а Султанову – да, можно. Да и не умеет он по-другому. Школа жизни была другая – особая, жесткая, даже жестокая, не прощающая ошибок, заставляющая принимать решения быстро и наверняка, чтобы потом нести за них ответственность в полной мере.

Вот и со мной он прямолинеен, не юлит, не улыбается, бегая глазами и стараясь съехать, не говорит пространственными фразами: «Поживем – увидим» или «Ой, да ладно, разберемся потом…»

У Султанова нет случайностей. Он, как настоящий мужчина, точно знает, чего хочет, поэтому идет и берет свое.

Нахрапом, напролом.

Вот и меня забрал. Присвоил.

Нагло?

Не без этого.

Но разве я расстроена?

Прислушиваюсь к себе, пытаясь понять собственный настрой, ощутить, каково это – быть защищенной, оберегаемой и любимой, носить под сердцем малыша, которого уже заранее боготворит отец. Осознаю, что круто, но вместе с тем здраво понимаю, что мой мужчина всегда будет главнее по той простой причине, что он – по натуре лидер и большинство решений будет принимать исключительно единолично, потому что так воспитан, так привык. И не стоит обманываться тем, что сейчас он предоставляет мне право выбора. Просто может позволить себе это желание, больше смахивающее на хитрый ход по моему завоеванию.

И тут уже возникает другой вопрос: готова ли я уступать ему? Прогибаться и доверять.

Ответить сложно, потому что таких отношений у меня никогда не было. До Сулеймана я многое тащила на себе и контролировала. Не в силу твердости характера или желания быть главной. Нет. Так сложилось. И перестроиться одномоментно – нереально.

Но, главное, что я хочу. Хочу попробовать. И готова ко многому вместе с ним, однако, сдаваться так просто не собираюсь.

– Я хочу заехать в аптеку, – произношу мягко, но вместе с тем твердо.

Султанов кивком подтверждает, что меня услышал, и, даже если глубоко внутри опечален, то никак это не показывает, не разыгрывает обиду.

Приятно.

Я же… пока не знаю: выпью таблетки, или они так и останутся лежать в сумке ненужными, но то, что купить – куплю, сомнению не подлежит.

Глава 32

Домой возвращаемся через три дня, в субботу вечером. Счастливые и довольные, потому что врач Нютки удовлетворен проведенной операцией и дает обнадеживающий прогноз, обещая выписать ее к следующей пятнице, как только позволят швы.

А еще Султанов умудряется уговорить меня перед выездом из Москвы заехать к его родным.

– Машуль, нам по пути. Пообедаем и сразу отчалим, – предлагает с улыбкой.

Не видит он в приглашении ничего страшного. А меня мандраж одолевает. Знакомство с незабываемой А.Б. Кравцовой и ее «тараканами» до сих пор свежо в памяти.

– Может, я в машине посижу? Ты же недолго, – закидываю удочку, намереваясь красиво съехать.

Не знаю, почему так упираюсь, наверное, где-то в глубине души боюсь нарваться на еще одну прожжённую интриганку, которая захочет меня прогнуть под свои интересы и начнет учить «правильной» жизни. А я больше не желаю быть громоотводом и «хорошей девочкой для всех», а еще примитивно боюсь сглазить то хрупкое счастье, что у нас зарождается с Султановым.