— Да, нехилый у вас дом, — сказал приятелю Максим.

— Его построил еще мой дед. Был Героем Соцтруда в Союзе.

Мягко ступая, прошли в один из арочных проемов, поднялись лестницей с перилами на второй этаж. Проследовав через анфиладу комнат, оказались на открытой террасе с тыла дома. Ее увивал цветущий плющ, за ним просматривались садовые деревья.

В центре застеленный белоснежной скатертью стоял накрытый стол, кругом плетеные кресла. Седоголовый человек за столом в одиночестве неспешно пил кофе.

— Я вернулся, отец. Здравствуй, — остановился Вояж напротив.

Тот задумчиво поднял глаза. В них мелькнули удивление, а потом радость. Едва не опрокинув чашку, встал, стремительно обошел стол, обнялись.

— А я тебя заждался сынок. — Он отстранился, внимательно глянул сыну в глаза. — Жив, слава Богу, — тепло похлопал по плечам.

— Я не один, — указал на Найденова Вояж. — Мой боевой друг. Пригласил к нам в гости.

— Гостям всегда рады, — протянул руку отец. — Будем знакомы. Сергей Михайлович Македонский.

Шагнув вперед, Максим ощутил крепкое рукопожатие и запах хорошего табака. Хозяину было за шестьдесят, невысокого роста, худощавый и подтянутый. Лицо изрезано морщинами, пронзительно-голубые глаза.

— Так, а сейчас продолжим завтрак. Гликерия Николаевна! — повысил голос.

На террасе появилась чуть моложе хозяина смуглая женщина в белом фартуке. Увидев Вояжа, всплеснула руками.

— Хлопчик наш вэрнувся!

— Вернулся, тетя Гликерия, вернулся, — подойдя, чмокнул в щеку.

— Ой, як же ты похудел, — покачала головой.

— Ладно, нежности потом. Добавь-ка нам, пожалуйста, два прибора и еды, — улыбнулся Сергей Михайлович.

Через несколько минут гости с аппетитом уплетали яичницу с ветчиной, зелень и бутерброды с сыром. Закончив, перешли к кофе, а хозяин закурил трубку и, почмокав ею, спросил:

— Почему редко звонил, Гена?

— Связь была неважная, отец, — утер губы салфеткой. — Да это и не приветствуется.

— Что нового в Донецке?

— Все без изменений. Обстреливают. Мы молчим за редкими исключениями…

— Снова вернешься туда?

— Нет. Сидеть в окопах надоело, а идти вперед не разрешают. Это не по мне.

— Правильно, хватит геройствовать. — Отец Вояжа окутался дымом. — Чем думаешь заняться?

— Восстановлюсь на учебе, а там будет видно.

— Достойное решение. Ну ладно, хлопцы, я сейчас отъеду по делам, а вы отдыхайте. К обеду вернусь, поговорим.

— Выхолит, он не знает, что ты был в Сирии? — взглянул на Вояжа Максим, когда отец исчез в доме.

— Зачем? Так ему спокойнее. И в Донбасс отпустил со скрипом. Я ж у него один.

— Так ты в прошлом студент?

— Ну да. Крымского госуниверситета. Учился там на агронома.

— А эта женщина у вас кто?

— Двоюродная сестра отца и моя тетка. Живет вместе с нами.

Легка на помине, появилась Гликерия Николаевна, сообщив, что для гостя готова комната. Прихватив сумки, пошли за ней в дом. Комната выходила окнами в сад, была уютной, с добротной мебелью и «плазмой» на стене.

— Почивайте, будь ласка, — сказала хозяйка. — А ты, Гена, в свою. Там все как раньше. Мы ничего не трогали.

Обедали во второй половине дня в саду, в беседке рядом с прудом. Отец, тетка и Вояж с Максимом. Ели холодную окрошку, запеченного с яблоками гуся и жареную султанку [29] , запивая розовым мускатом. За столом шел непринужденный разговор. Как оказалось, все семейство были греками и жили в Крыму с незапамятных времен. Фамилию носили знаковую — Македонские.

Прадед выращивал виноград, его сын в советское время руководил совхозом, а внук являлся одним из главных акционеров созданной на его базе компании «Коктебель». Туда входили известный в России завод вин и плантации виноградников. В свое время Сергей Михайлович поддержал Крымскую весну, что оценила новая власть, и помимо прочего был депутатом Заксобрания.

В течение недели вместе с Геннадием, как он не сразу привык называть боевого товарища, Максим всласть позагорал на местных пляжах и накупался в море. А еще они побывали в Севастополе, Ялте с Феодосией, многих других местах. У приятеля имелся спортивный «ягуар», и, меняясь за рулем, отлично путешествовали. На ночь останавливались в кемпингах или небольших гостиницах.

Однажды Максим позвонил в Балашиху Анзору, тот несказанно обрадовался и сообщил, можно возвращаться домой.

— Все утихло?