Шрифт:
Тогда почему он здесь? В Питере? Почему именно в этом городе.
Проспект заканчивается, людей становится все меньше и меньше. Пока вдруг не пропадают совсем.
Я даже вздрогнула, когда поняла, что мы, по сути, остались с Германов наедине. В *колодце свеже-отремонтированного дома.
И меня начинает потряхивать, когда вижу, как он открыл одну из подъездных дверей и останавливается.
Чего-то ждет.
И я задыхаюсь. Хочу уже открыть рот, чтобы высказаться, но он вдруг смотрит прямо на меня и бровь выгибает.
— Не стоит кричать на улице, Сонечка. Давай поднимемся ко мне и поговорим.
Глава 16.
*** Герман ***
Не сравнить. Даже близко не похожа эта чопорно одетая, со стянутыми в узел волосами девушка, на всегда улыбчивую Соню. Чьи волосы были распущены, платья легки, а взгляд на грани вечной влюбленности в жизнь.
Но это была моя Соня.
И неделю, наблюдая издалека за ее жизнью, я могу сказать, что она не изменилась внутри. Осталась все такой же мечтательной, сладкой, сексуальной. Но снаружи постаралась надеть самый толстый панцирь, который я планирую снять.
Я обещал держаться подальше. Я сдержал свое слово. Но если она сама войдет в эту дверь, если она сама сделает первый шаг, я считаю себя вправе снять любые обещания. Она сама даст мне такое право.
Она просто станет моей. Уже без каких-либо ограничений. И фантазии о том, что я с ней буду делать, заставляют конец упираться в ширинку, а голову гудеть от возбуждения.
Ну же, Соня? Что ты стоишь? Сама же шла за мной почти три километра, сама преследовала, чтобы высказаться.
А все равно боится, потому что знает, стоит ей зайти внутрь, обратного пути не будет.
И она вздыхает. Протяжно так, а меня колбасить начинает, потому что свободная рубашка на груди натягивается, а розовый язычок выглядывает и губки свои пухлые облизывает.
А потом решается.
Мир, давным-давно посеревший в моих глазах, наполняется красками. Делает решительные шаги в сторону парадной и, мельком на меня взглянув, говорит:
— Я ненадолго.
Разумеется…
Вхожу за ней, и дверь слишком громко хлопает. Так, что на первой ступеньке она вздрагивает, поворачивает голову.
— Пятый, Соня, — подсказываю…
Она смотрит на меня пару мгновений, словно загипнотизированная, а потом резко поднимается по ступеням. А я за ней, и как болван смотрю, как попка качается из стороны в сторону, так и маня к ней прикоснуться.
И меня постигает удача, потому что Соня, опять задумавшись, оступается. Я поддерживаю ее, на что получаю напряженный взгляд.
— У меня сегодня нет смены, так что лечить твои переломы я не собираюсь.
Соня задирает острый подбородок, и снова шагает вверх по овальной лестнице. И достаточно быстро мы доходим до нужной двери.
Соня заходит внутрь, и вот тут-то ее прорывает. Не успеваю и дверь захлопнуть, как меня ее крик оглушает:
— Я думала, ты выполняешь свои обещания! Я думала, мы договорились! Почему ты здесь?! Почему преследуешь меня!
Дверь захлопываю, в глаза смотрю и шаг ближе делаю.
— Почему, Герман?
— Это ты сюда пришла, как бы, — говорю тихо, чувствуя, как напряжение между нами звенит в воздухе, как он дыханием пропитывается.
Горячим. Частым. И меня уже в ее сторону ведет, а она дрожать начинает.
— Я пришла сказать, что ненавижу тебя, Демидов. Ты мне жизнь сломал, — уже на грани шепота говорит она и от меня отшагивает. Но прихожая такая узкая, что ей приходится в комод упереться.
И смотреть. Смотреть. Испуганно. Невинно. И в то же время каждый миг нашего свидания помнить.
Она думала, что ее трахает Петя, но тому она никогда не позволила бы такого, никогда не изгибалась кошкой. Никогда бы не кончила. Ни с кем, кроме меня.
— Я могу загладить свою вину, — откладываю ключи и руки вверх поднимаю, еще шаг делаю.
Глава 17.
— Не получится… Я теперь никто…
— Для меня ты все, Соня. И я могу доказать это… — нависаю, свет, падающий из комнаты, закрываю.
Создаю ту самую атмосферу, когда впервые познал наслаждение, целуя ее, вылизывая, трахая.
— Как?
— Ударь меня. Сама. Сейчас.
— Что за ерунда? — отворачивается она, дергается в сторону, но я рукой в грудь толкаю. На месте заставляю остаться. – Ты что-то придумал. Опять хочешь изнасиловать меня?