– Что произошло на практике, вы знаете? Вы поэтому тут сидите? Надо дать какие-то показания? – засыпав его вопросами, я ждала: ждала, что он назовёт виновных, а если их нет, это укажет на оплошность сотрудников академии, а что из этого хуже, даже и предположить не могла.

– Кто-то испортил артефакт переноса, сбил потоки, и вас вынесло в другое место. Я думаю, что об этом тебе поподробнее расскажет ректор, он сейчас как раз занимается поиском причастных к этому.

Я кивнула, соглашаясь: ректор ищет, значит все виноватые будут найдены и наказаны.

– Почему я вижу тени? Их видят все или только мы с вами?

– Это… я не знаю, как объяснить тебе, – он вмиг стал серьезным и осунулся, как если бы вся тяжесть мира легла ему на плечи, таким уставшим он стал казаться. – Рассказ будет долгий.

– Да я и не тороплюсь никуда, как видите, – я боялась, что он уйдет, так ничего и не рассказав, унеся с собой историю знакомства с мамой.

– Давай я схожу за ужином, всё-таки три дня пролежать в беспамятстве – это не шутки, так что надо набираться сил. Затем продолжим, не против?

Не знаю, чему я больше удивилась: тому, что уже прошло столько дней, или тому, что мне наконец-то всё расскажут, без уверток и замалчивания. А в том, что разговор выйдет именно таким, я не сомневалась, иначе стал бы он караулить, когда я приду в себя, сидя прямо здесь, а не дожидаясь этого где-нибудь ещё за стаканом горячего эля например?

Пока его не было, я осмотрелась получше. На тумбочке лежали открытки от друзей, которые я сразу и не заметила. Лиззи и Дебби желали мне скорейшего выздоровления, а Алекс принёс книгу по боевым искусствам со вложенным внутрь засохшим цветком фиалки. Было так приятно знать, что обо мне помнят и ждут, когда я смогу выйти из лазарета. И тем обиднее было не увидеть здесь ничего от папы. Он вообще в курсе, что со мной? Согласно уставу академии его должны были оповестить о случившемся! Да даже если и нет, – он же общается с родителями Криса, а уж о его состоянии, я думаю, он в курсе, и как это произошло – тоже. Но по итогу вместо него у изголовья моей кровати сидел абсолютно незнакомый человек. Я хоть и чувствовала себя с ним спокойно, тем более после слов о том, что он знал маму, но всё же это было странно.

В общем, именно за такими нерадостными мыслями меня и застал незнакомец. Когда в комнату прикатили тележку с едой, живот уже издавал звуки, которые для леди были недопустимы. Одной рукой я поглаживала Брину, другой орудовала ложкой и пробовала вкусный тыквенный суп. Возможно, он был не так хорош, как мне казалось, но после трёх дней без еды, на одних лишь микстурах, я была бы рада и хлебной корочке.

Когда первый голод был утолён и я вновь обрела способность думать не только о еде, пришло время вернуться к прерванному разговору:

– Вы начнёте? – я обрадовалась, когда он передвинул стул чуть ближе ко мне и заговорил.

– Прежде всего, позволь мне представиться. Меня зовут Максимилиан.

Имя было мне смутно знакомо, но выловить из памяти нужное я так сразу не смогла.

– Максимилиан Андорский, – он смотрел прямо в глаза, ожидая реакции. А что я могла сказать? Красивое имя, фамилия тоже ничего, говорящая. Такие обычно бывают у верхушки знати. Совсем как у Алекса. А Алекс у нас из драконьего края, и у него есть дядя с таким же именем. Или не с таким же? Мы рисовали дерево, и там точно было окно с таким же именем, но насколько они могут быть связаны, я не знала.

– Мне кажется, я уже слышала это имя от Алекса. Алекса Андорского.

Максимилиан кивнул.

– Вы с ним… – договорить я не успела, осознание пришло резко и не жалея моих чувств. Дядя Алекса, Максимилиан, который был знаком с моей мамой, и учился он здесь, в академии. Сколько совпадений, да и совпадения ли? Мне вдруг стало нехорошо, тошнота подступила к горлу, вынуждая задержать дыхание. Максимилиан молча подал мне стакан воды, молча подождал, пока я приду в себя, и снова молча сел на стул, ожидая, что я скажу дальше.

– А мама, откуда вы знали её? – тешить себя иллюзиями дальше я не хотела. Надо было узнать правду, притом срочно. Это как снять пластырь с раны – секунда боли, а потом приходит облегчение.

– Мы учились с ней в один год, я на боевом, Агнесса на факультете высшей артефакторики, потом наши пути разошлись, о чём я сожалею и по сей день. Но мы были очень близки. Она была чудесной девушкой, – при словах о маме он стал ещё грустнее и счастливее одновременно. Такой вид обычно бывает у людей, когда они с грустью вспоминают весёлые и приятные моменты жизни, которым больше не суждено повториться.

– Насколько близки вы были? – в ту секунду такой бесстыдный вопрос меня ни капельки не смутил, хотя в другое время я бы даже не посмела затронуть столь щекотливую тему. Но если это тот самый дядя Алекса, которому не разрешили жениться на студентке, а мы с Алексом родственники, то может ли это значить, что я как-то связана с Максимилианом?

– Настолько, что ближе и быть не может.

Значит, мне не показалось, улыбка и глаза как у меня. Вначале я списала всё на подозрительное сходство: ну мало ли, где-то возможно, ходит мой двойник, – но это можно было считать признанием. Вот и нашлось наше с Алексом связующее звено. Теперь стало понятно, почему я тянула у него магию, хоть один пункт из списка вопросов можно вычеркнуть.