Шрифт:
Или хорошо отмытая деревенская дурочка.
Горислава замешкалась, не зная, что сказать спасительнице. Что она, чёрт побери, вообще знает о русалках? Священники Пресветлого Финиста учили, что русалки – это нежить, в которую превращаются девушки, утопившиеся или утонувшие в реке. Если при жизни они были добры – то становятся просто несчастными потерянными душами, если злы – то хищными, злобными чудовищами. Когда-то невежественные язычники поклонялись им как речным богам и даже отдавали реке своих детей – топили, проще говоря. Но после царя Андрия Богонравного их в Сиверии почти не осталось, хоть до сих пор рассказывали истории вроде «Сам я не видел, но вот мой двоюродный брат один раз, когда выпил, ну, всего ничего, проходил мимо реки…».
Пока Горислава думала, русалка заговорила первой.
– Ты пришла в себя! Хорошо. И не испугалась меня! – на лице девушки расплылась улыбка. Рот у неё был широкий, лягушачий какой-то, но круглое лицо всё равно было очень милым. На щеках появились ямочки, как у ребёнка. – Вот, я тебе поесть принесла.
Она протянула горстку чёрных колючих катышков, напоминающих цеплючие семена какого-то растения, только размером с крупную земляничину. Приглядевшись, Горислава узнала чилим – водный орех, которым приходилось лакомиться пару раз.
Ступая по листьям кувшинок, русалка вышла на берег, и, присев на ствол упавшего дерев, принялась ловко расковывать обломком камня скорлупу водяного ореха. Горислава присела рядом, приняла у русалки белое ядрышко и невольно остановилась взглядом на её руках. Под водой змеине это показалось игрой теней, но теперь было видно ясно: на запястьях девушки чернели синяки. Сомнений нет, их оставили крепко затянутые верёвки – у змеини сейчас самой руки были не лучше… А ещё лицо, живот, да и вообще выглядела она более дохлой, чем нежить, что сидела рядом с ней.
– Как тебя зовут? – спросила русалка, протягивая очередной орех.
– Горислава,– буркнула девушка.
– А меня Купава.
– У нас так кувшинки бабы называли, – сказала Горислава с полным орехов ртом.
– Ха-ха, да!– Купава заправила за ухо локон и подмигнула. – Я потому так себя и назвала. Они живут в воде, я живу в воде, они красивые, я ещё красивее!
– Ты спасла меня. Спасибо, – сказать слова благодарности Гориславе было неожиданно трудно. Наверное потому что это значило признать собственную слабость перед такой хрупкой девицей.
– Хах, не стоит благодарности, это было не сложно! Я живу там, под обрывом, и решила, что мне пока соседок не надо, – Купава беззаботно рассмеялась. – Тем более что этот обрыв – место моей и только моей смерти, не хочу его ни с кем делить.
Горислава чуть не поперхнулась орехом.
– Что? Тебе противно сидеть рядом с мертвячкой? – русалка истолковала это по-своему. – Так и скажи, чай не обижусь.
– Нет,– Горислава проглотила орех. – Не противно. Просто ты говоришь о… О смерти… Своей смерти! И так, ну, весело.
– А что зря плакать? – удивилась Купава. – Насколько я понимаю, большинство людей умрут – и с концами, а я под луной потанцевать могу, и утопить кого-нибудь в отместку, или вот спасти… – он пожала плечами и закинула себе в рот ядрышко последнего ореха. – Так что всё хорошо.
Она просто излучала жизнерадостность. И это нежить?! Да в ней жизни было побольше чем в иных людях!
– За что тебя хотели убить? – спросила Купава. Горислава сжала зубы, чувствуя, как в груди снова занимается гнев.
– За вот это,– сказала она, показав на глаза.
– Люди так не любят желтоглазых? – удивилась Купава. – Почему? Ведь у тебя такие красивые глаза!
– Ты что, вчера родилась? – буркнула Горислава. – Это ж значит, что моим родителем был змей с восходных степей. Вся Сиверия их ненавидит.
– За что?
– За то, что те когда-то стольный град Семигорск сожгли к херам собачьим, а тамошних князей живьём похоронили. Мы им дань платили две сотни лет, пока не освободились.
– А… Понятно. А кто у тебя змей – папа или мама?
– Сама догадайся, – буркнула Горислава, отводя взгляд.
– Ну Горислаааава! – протянула Купава, как маленькая капризная девочка. – Мы разве с тобой не друзья? Я тебя спасла, а ты даже такую малость не можешь…
– Папа!– прорычала Горислава, яростно блеснув глазами. – Кто ж ещё?! Они до сих пор нападают на деревни, жгут, девок в полон уводят. Вот и мать мою… – она сжала зубы.
Её мать звали Косаной, и она была одной из самых красивых девушек в деревне. Поэтому змеи её и пощадили – в отличие от родителей. Два года она прислуживала змеям где-то в их степных городах, а потом ей удалось сбежать, но уже непраздной. С трудом добралась до родной деревни, которую уже отстроили заново. Но выжившая родня показала ей на дверь, а жених, клявшийся ей в вечной любви, вообще на порог не пустил. Тогда Косана потащила свой тяжёлый живот в Изок, город на большой реке Росе. Там жила её последняя надежда – брат, женившийся на городской и к ней переехавший. Только вот на пороге дома встретил Косану не брат, а его жена, ставшая несколько месяцев назад вдовой...