О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 1
вернуться

Стрыйковский Мацей
Шрифт:

Бруно, мастер, с девятнадцатью братьями в июне убиты.

Рейнфрид Цеген с тринадцатью братьями,

Брат Буэр, архиепископа рижского войт, с семью братьями,

Дегленус с двадцатью двумя братьями в июле убиты.

Мастер Бурхард с тридцатью двумя братьями,

Генрих Зафендоб, комендант меховский, с 12 братьями,

Бухард Гарен, мастер ордена, с 35братьями,

Андрих, наместник мастерский, с 23 братьями,

Вольхер с 7братьями,

Мастер Вольквинус с 52 братьями,

Брат Ганус из Гортенгафа с восемью братьями орденскими литовцами убиты.

Этим порядком мастеров, комтуров и братьев орденских литавами, как они зовут, убитых, в метрику костела вписывали, а тут не вспоминается ни численность войск, [132v] ни отрядов потерянных, только старые, ибо мастер у них был как король или князь, комендант или комтур – как воевода, поставленный над уездом.

Также братья Ордена имели замки свои и волости, как у нас каштеляны и господа свободные или шляхтичи значительные. О чем бы можно было больше написать, но теперь перо к порядку князей литовских обратим.

Свинторог, сын Утенуса, который в опеке у Рингольта герба Китауруса, тогдашний жмудский князь, на государство литовское всеми сословиями единогласно избранный. Вгоду Христовом 1268

Так когда распри и войны домашние Оборвали на Войсельке род Палемона, Литва, пребывая в общей скорби, Решала, как бы ее облегчить, очень старательно. И видя, что собственных наследников не осталось, Много князей, бояр, народа собралось В Кернове. Свентограда Утеновича Избрали единогласно, жмудских земель наследника. В Новогрудке на него шапку княжью возложили, И по принятому обычаю с мечом возводили. Литовские, русские, жмудские государства объединяя, Отдали ему, дабы их стерег, защищал, приумножая. Чего смог добиться, двинные рубежи Умножив до Дуненборга и кручборгских башен. От прусских крестоносцев Жмудь обезопасил, И в русских княжествах никаких распрей не затевал. Потом через Мазовию послал войска свои В Куявию, разделив их на три отряда.[133] Оттуда людей с имуществом большим в плен увели, Когда польские князья из-за наследства ссорились. Особенно Земомысл, куявский и ленчицкий князь, чаще всего вел войны с собственной шляхтой 1269.

В том же году на облаках многочисленные войска встречаются. И потом, на следующий 1270 год, в земле краковской, в деревне Накель жена графа Выробослава 36 детей живых сразу родила, которые в тот же день умерли.

В том же году под Калишем родился теленок с семью ногами, с песьими зубами, двумя головами, из которых одна на собственном месте, а другая у хвоста была. К стерве этой ни псы, ни хищные птицы прикоснуться не смели.

В том же году в реках силезских Одре и Осе вода кровавая текла, и в деревне Михалове дождь кровавый пошел. Также дождь внезапный, в ночь на 20 июня начавшись, вплоть до середины августа ночью и днем, не переставая, шел, и когда реки его вобрали, веси и города в низинах затопили, так что только верхушки выглядывали. И Висла, и Нарев все, что под ними было, повыворачивали и поля напортили, отчего потом дороговизна была большая.

И Свинтогрод Утенович, живя в мире с крестоносцами прусскими, ибо тогда занимались с пруссами язычниками, спокойно правил, сына Гермонта при жизни на великое княжество литовское господам и боярам поручив. И когда однажды с Гермонтом, упомянутым сыном, поехал на охоту, понравилось ему место красивое в пуще между горами, где река Вильна впадает в Вилию, и просил сына своегоГермонта, дабы он после [133v] смерти тело его по обычаю языческому между оными реками сжег и дабы на том же месте всегда сжигались все тела князей литовских, а также бояр благородных. Затем Свинтогрод завершил жизнь свою в Новогрудке.

Гермонт, сын Свентогрода, великий князь литовский русский и жмудский, в году 1272

И когда Свинтогрод жизнь свою на смерть переменил, Гермонт, помня о капище, о котором отец сказал, Оповестил всех господ, дабы собрались И с ним вместе отца отчизны оплакали. Так тело из Новогродка привезли в густые леса Над Вилией, где зверь вил гнезда в те времена. Сразу велят деревья рубить, валят ели, Ясени, клены и твердый падает дуб. Бряцанье топоров по лесу, эхо треском отзывается, Шум сильный, ибо деревья валят и зверь рычит. Площадь расчищают большую, для капища предназначенную И алтаря для жертв, богам посвященным. Другие колоды с гор в Вилией сбрасывают, Derpte! Deprte! Wiekaus – кричат, повторяя. Так старые деревья вырубили с треском, И, где могила должна была быть, землю песком посыпали. Затем коня привели, на котором сидел, Быстрого, едва два конюха с ним управлялись. В серебряноми в золотом ряду казацким гася, Удила грыз, с храпом ногами землю копая, Дворянина, в одежду дорогую одетого, В золотом уборе, в цепях из золота крученного, Княжеского любимца ему привели, но ему Не по вкусу были одежды в цепь закрученные.[134] И борзую в серебренном ошейнике здесь же держат, И сокола. Живых вяжут канатами. Гадалки рядом со жрецами в трауре Со свечами вокруг стали при гробе. Деяния его считая, над телом пели, Дивные песни заводя, будто плакали: Kunigos Suntorogos Wakies Musiei iodos Geros buhai rycerzos musiej linkos godos Так пели, а другие зажгли кадило, Другие в жертву богам забивали скот. Потом из смольной сосны сноп большой сложили, И оружие с гербом его сверху возложили, Одни медом тело холодное омывают, Другие – коня, борзую, слуг связанных собирают. Одежды самую дорогую, лук, саблю, сокола, Стрелы, копья, что рыцари привыкли носить. Потом рысьи ногти и рога зубра, Дабы на том свете он имел помощь готовую. Благоуханием арабским гроб освежили, И самого в середину среди всего этого положили. Потом подожгли с громкими восклицаниями, Замаливали богов своих обычным кормлением. Одни молоко на алтарь, другие мед лили, Другие: «O mus^u dziewos (Земенник)» – кричали. Там насмотрелся бы на странные суеверия, Плевки, черчения земли, обороты, уклоны. Другие, рвя волосы на головах, на огонь метали, Эти одежды, эти свои лица, эти землю рвали. А потом, когда пламя усмирилось, И уже тело с костями испепелилось, Собрав пепел, в гроб дубовый спрятали, Так в то время погребали князей своих. [134v] Греческим, римским обычаям старым следуя, Которые также трупы сжигали, в скорбный прах превращая. И в Константинополе видел колонны, А на верху князей древние гробы с пеплом. Так Гермонт, воле отца своего следуя, На этом капище богам своим идоловпоставил, Дабы всегда огонь из дуба горел, И приказал потомкам, дабы его стерег каждый. Там трупы князей и шляхты и жгли, Вместе с трупом коня и рысьи ногти клали, Сокола, борзую, слугу самого верного, Даровав приятелей, с ним клали живого. В судный день язычники верили, Чтобы на гору большую лезть, о ногтях думали. Конь для далекой дороги, и для услуг слугу, Борзая, сокол – для охоты, ибо по этому тосковать будет, Или дабы питался охотой, когда нужно, Думая, что по-прежнему будет есть хлеб. Оружие, дабы показал, что мужественным был И в должности своей повинность исполнил. Так, хоть язычники были, всегда о смерти Думали, что должен быть суд справедливый, На котором большой бог один судить всех будет, Добрых небом, плохих адом потчевать за злые мерзости. Так Гирмонт погребальную церемонию исполнил, И государства свои деловито осмотрев, Мстя за смерть Войселька, русские разорял волости И в Инфляндиии против немцев вершил суровости.

В году 1234, Генрих, мастер прусский, с Гермонтом, князем литовским, заключили перемирие, и всю мощь обрушили на язычников пруссов, которые кульминскую [135] землю в то время завоевали. И когда их под Либавой догнал, язычники, задумав побег, в лес ушли. Потом на несильное войско крестоносцев, к разбою привычное внезапно ударили, мастера Генрихаи маршалла Теодорихаубили, и, все войска немецкие разгромив, добычу большую в свои земли увели. И хотя на помощь крестоносцам сразу король чешский, маркграф брагдебургский, ланграф тюрингский, князь брасвицкий и много других христиан пришли, из-за распутицы ничего не сделав, домой разъехались.

Только магдебургскиймаркграф замок и городок Брагдебург по имени своего княжества построил.

Вгоду 1275 в Кракове дите, имея едва полмесяца от рождения, громким шумом пришествие татарское в Польшу и убийство поляков предсказало. И когда все со страхом спрашивали, боится ли оно татарского нашествия, то отвечало дите: «И конечно, так как голову имеют с другими отрубят». Так потом и случилось в 1287 году, когда татары, как подробнее польские хроники рассказывают, это пророчество вполне подтвердили.