О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 1
вернуться

Стрыйковский Мацей
Шрифт:

О посольстве презрительном царя заволжского, и о борьбе жмудского шляхтича Борейко с татарином-гигантом, и о фамилии Ходкевичей, 1306 г

В то время, когда Гедимин в Вильне отдыхал, И с рыцарством от военных трудов с весельем отдыхал, Приехал к нему посол царя заволжского, Желая от него дани с княжеств, с государства русского. И, похваляясь, татарина, холопа Привел, который, кажется, превзошел бы Циклопа. Сказал Гедимину за столом с презрением: «Покажи равного ему в стране своей по свежести! [153] Если у тебя найдется таковой, Мой царь русскую дань готов тебе простить, А если наш богатырь твоего победит, Плати с Руси обычную дань, или дай себя связать!» Сразу же Гедимин стал говорить со своим советом, Желая избавить русские земли от дани и мерзкой неволи. Те советовались оружием отбить татарское оружие, А другие склонялись к дуэли. Начал Гедимин кричать: «Кто бы в себе силу Чувствовал, дабы вышел на дуэль милую!» Обещая дар щедрый и великие вотчины, И непобежденной на них потомкам оправы, Если бы кто отправил великана презренного В ад, и переломил бы ему хребет твердый, Чем бы славе литовской и своей послужил, И Русь от обычной татарской дани избавил. Сразу же по требованию князя благородного Начали выбирать, каждый из дома своего: Одни – дабы готовность свою показать, Другие – дабы на эту битву посмотреть. Особенно, что одно было молодого рыцарства, Хотел каждый честь получить врожденного мужества. И из Жмуди тридцать бояр прибыло, Ибо каждому хотелось отличиться перед господином. Уселись себе в замке под высокой башней, А вести, вести о борьбе бегут. Услышав это, иные жмудские бояре Сказали: «Татары возьмут верх над нами, Мощью одного холопа! Почему не попробуем Этого игрища, если силу в себе чувствуем?»[153v] Об этом их разговоре сразу дали знать маршалу Остыку, и тот сразу же все рассказал князю. Приказал их привести, всех по очереди приветствует, И сразу же о силе их с весельем спрашивает, Который бы из них мог выйти на встречу С татарином, обещая большие дары. Все соглашаются на это с охотой, Те дарами, а те благородством взволнованы. Татарский гигант презрительно выступает, И широкие и грубые плечи показывает, Шевеля часто мышцами на плечах молодых, Разгоняя воздух движениями густыми. Зовет к себе второго, но ни один из столь многих Мужей не смел за пояс с ним попробовать смело. И тем смелей вызывал богатырь наглый, Глаза огненные, как у льва, блестят, Сурово, со страшным лицом, и с напряженной губой, Как у вепря дикого, видно было зубы. Чело два кулака имел в ширину к своей красоте. И волосы как у козла редки в седой бороде. На руке пальцы мускулистые, ладонь как у льва лапа. И как необъезженный храпел, носом шмыгая. Фурией вспыльчивой брови грозили сросшиеся, И плечи толстые и высокие. Нос кривой носорога, уши как у осла, Пятью локтями вверх его природа вынесла. Один жмудский шляхтич, чувствуя свою силу, Замыслил с ним побороться в ту минуту, При нем тоже несколько мужей иных выбралось, Гедимину мысли что хорошей прибавило. [154] Двух быков велел вывести, желая их сперва испытать, Там каждый свое мужество начал показывать. Один его качнул, что аж ребро с внутренностями тот у быка вырвал из тела Второй ему кулаком левый рог свернул со лба. А второму Борейко нанес удар так сурово, Ударив его прямо между глаз. Сгоркотал с мозгом кости, и Гедимин золотой Одарил его цепью, златоглавьем, Одежду дал бархатную узорчатую другим, Мед им лил в рога длинные. И когда рядом стояли, то татарина позвали. Тот, увидев его, плюнул, презрительно тряся головой. Со всеми желая сразиться за здоровье царское И в Литве силой имя прославить татарское. Борейко, не желая терпеть дальше этой срамоты, Сразу к нему подскочил по прирожденной охоте, На середину площадки, как лев, выступал смело, Силу свежую пробуждая в своем костистом теле. Обнялся с татарином, став твердо на ноги, И плечи расправил без тревоги. Так часто друг другу нанося удары, Марс обоим поровну счастье мечет судьбу. Борейко имел больше свежести в гибких членах, Татарин же превосходил огромным весом. Тяжелый татарин сильный удар замыслил Против Борейка, но он сразу же отскочил. Так от собственного удара упал с большим грохотом, И Борейко кулаком дал ему в бок как молотом. [154v] Так его бьет на земле и левой, и правой рукой, Не бил так Антея Геркулес булавой. От частых ударов под щеками его челюсти опухшие скрипели, И зубы падали на пол, с кровью перемешанные. Поднимется затем с земли гигант разгневанный, Ударил Борейко снова, как бешеный. Стыд в нем поднимает гнев, и мощь на Борейка мерил, А он головой в жирное пузо украдкой ударил. А потом его головой под ребра так ухватил смело, Аж ему пальцы увязли в теле гиганта. Ударил его оземь, так душа из тела К плутоновым зданиям из него полетела. Сразу же, по обычаю, Гедимин К себе вызвал Борейко мужественного. Победителя трубные голоса громко объявляют И висок его венцом зеленым обкладывают. Обнял его радостно, обогатив к тому же Дарами щедрыми, и сказал ему так:[155] «Благородный Борейко, боги тебя так полюбили, Что убил того, перед которым почти все дрожали. Имей благодарность по мужеству своему, с помощью которого освободил Русь от дани, которой татарин ее поработил!» Так сказав, собравшемуся люду ликовать Приказал и богов у капищ родных кормить. Сказал Гедимин послу: «Владею я землей Жмудской, что родит такое мужественное племя, Скажи это царю своему, пусть сидит в мире, Ибо разное счастье бывает в бою. И Руси насесты такие раньше были, Что яйца золотые оттуда носили. Теперь не оловянных, железные быть могут, Если придется отбивать вашу страшную тревогу». И так тот посол уехал ни с чем, опозоренный. Богатырь же в знак славы, наверх вознесенный, Борейкового дома, которого наследники Сегодня от мужественных предков славные Ходкевичи. 29 домой отправил тех бояр, а того, что татарина убил При себе оставил, Борейком назвал, Казылкишки, село, ему в отчизне подарил, И Стокивиловичи, и Слоним в вотчину. В Збляных и в Сохачеве имел потом оправу. Иван, Елизар, Ходко, Юрий, потомки Его, получили потом наследство во Мстибове. Ходко пущу получил, охоту, зверем цветущую, Ибо когда литовские войска в Пруссии были разбиты, Ходко, князь, на себе раненных через оные леса Вынес. Елизар, брат его, убит в те же времена. [155v] Восемь тысяч войска имея, на помощь королю В Пруссию вторгся, против Людвига, мастера. Там поляки и Литва мастера победили, И, часть замков добыв, другие разрушили. Также при Александре, князе литовском, Который Елену взял, дочь московского, Ходкевич Василису взял, ее родственницу, Которая от литовских князей шла линией прямой. Так, читатель, знай о Ходкевичах, О древних издавна литовских наследниках. И не думай, что они из Руси, по вере греческой, Ибо в тех странах греческий орден древний, Ибо Вольштынк, Мендога сын, в русском ордене Будучи, эту веру издавна распространил в этой стороне, Которую много литовских господ принимало. В этой же стране Борейковым потомкам продолжиться удалось Потому при Витольте по грамотам древним Был Борейко на месте русских князей славных В Смоленске возведен, и с Витольтом Смоленские войска славные всегда водил на бой. Также при Свидригайле были Борейки, И один из них воеводой был в Киеве. Другой при Казимире, князе литовском, Был гетманом и правителем замка витебского.

О войнах частых с разным исходом между Литвой и крестоносцами и так далее

Комтур кенигсбергский, войско собрав с орденом, [156] Отправился под Гартим, замок, внезапным отрядом, Желая город осадить, но Литва это предотвратила, И немцев штурмующих от стен отбила. Но когда русская помощь в Пруссию прибыла, То в том жегоду крестоносцы вторглись в Жмудь, Карсовский уезд огнем и мечом завоевали, И плен большой с имуществом в неволю угнали. На другойгод Литва за это мстила в Польше, Вновь Калиш с серадзской землей опустошили. Детей и старых секли, взяли большой плен, И тремя отрядами назад отправились. Генрих, баварский князь, в Пруссию пришел, И с мастером Теодорихом мощь свою соединил, Так, в Литву вторгшись, Велену разорили, Два замка мощных, Фридбург и Беен, построили. Оттуда немцы регулярно на Литву набеги совершали И Жмудь крестоносцам подчиняли. Ольгерд Гедиминович Пруссию разорил, Мечом, огнем, крепости их с городками пожег. За это маршалл Генрих Ведульки с волостью Поразорял азартной, марсовой суровостью. Добычу из Жмуди увел, хоть своих сто потерял, Однако пленом заплатил. Ольгерд, собрав Литву, мстил за неправды отчизны, Уважая седины отца своего в этой тревоге.[156v] Пруссию огнем и мечом вдоль и поперек воевал, Добычу большую взял, трижды за ущерб свой отомстил. Рагнет, Трисмемель сжег и на корню высадил, Тысячу пленных крестоносских с добычей увел. И Кейстут, брат его, в то время по Лифляндии Гонялся от Други частыми наездами. Гедимин, взяв с собой двоих своих детей: Кейстута и Ольгерда, упражнял их в оружии, Большую часть Пруссии в пепел огнем обратил, С пятьюстами пленными-немцами, с добычей вернулся. За ним шесть комтуров в погоню пустились, В Литве секли и жгли все, что встречали. Гедимина потревожили, когда богов кормил В беседе, ко временам лучшим в пуще призывал. Мстя за это оскорбление, на Цветное Воскресение Вторгся в Пруссию, пожег села с городками многими, Одних девушек увел из Пруссии полторы тысячи, Мужей с женами, детьми и убитых не считая. Церковные сокровища разграбил, и когда праздновал, На святости господние пленным, плюя, указывал, Говоря: «Где же сейчас ваш бог, чтобы вас отсюда вызволить?» Но господь бог на святотатство меч мести направил. На следующий день, как утро Аполлон засветил, И лучистые волосы распустил, Генрих, мастер, с большим войском неожиданно напал, Литва рассыпается, а немец один шестерых гонит. Гедимин удрал с двумя слугами, Сыновья: Кейстут и Ольгерд, тоже бежали, Кейстут отдельно выскочил, Ольгерд, раненый в голову, Удрал в лес, коня сбив, от онемения потерял дар речи, [157] И когда, напуганный, через лес от разгрома уходил, Борейкович Ходко, ему пригодился. Взяв его на плечи, нес рыцарь гетмана, Хоть самого мучила полученная рана. Феб золотую голову показал из-за моря, И над горами алая поднималась заря. Ходко раненого на Бельск опустошенный Принес и там осмотрел его загнившие раны. За это Ходкоот князей литовских имел те Леса, через которые нес Ольгерда на плечах. Между Наревом и Неманом, и сегодня Наследники Ходкевичи, от Ходко названные, держат.

Крестоносцы в честь этой победы монастырь женский в Торуне построили и снарядили. А Меховский об этом поражении так пишет: fоl.CCXVI: ПЛП – «Из столь большого войска литовцев никто не удрал, кроме вождя и двух его товарищей, а сам вождь был ранен в голову. Пример яркий мести божьей за святотатство. Хорошо говорили старые: ПЛП – «Не играй со святынями» и т.д.

Комтур же из Бранденбурга Гродно разорял А мастер Генрих из Плоцка, подготовился, Уезд салсенский огнем поразорял и железом, Три замка сжег, семьсот литовцев увел.

Водная битва литовцев с крестоносцами 1312 г. и о разорении Жмуди

Потом мастер Кароль де Дрирна правлении новом Шел под замок Бисену в Жмудь с войском готовым. [157v] Со вторым комтура Вернера отправил, С водной армией [dо] Мергист приплыл, Литва всю еду в леса попрятала, Где немцы должны были пройти, все попортила. Потому большинство их из-за голода остались на дорогах, Других Жмудь в углах лесных громила в переходах. Кривические, медницкие, тшивичанские люди Били их в лесах черных и на озерах, Также пьяных, особенно когда напились, Много их, подкравшись, в озерах потопили. Гедимин гетмана своего Сурмина, Хитрого и на воде, и в поле литовца, Неманом с армадой водной под Трисмемель послал, Там суда прусские пожег, и сто целых захватил. В то время почти пол предела доходила своего Ночь темная и плотогоны все сон благодарный Употребляли. По лавам, под веслами укрылись, Там их Сурмин побил, посек, тихо появившись. Сразу же огни приготовленные со смолой, с серой несут, И суда зажженные по морю светятся. Смотрят немцы из Трисмемеля и видят, что Страшное пламя среди черного дыма валит. Выскочат с оружием гасить, но огненные силы Азартной суровости нисколько не облегчили. Крестоносцы вторую армаду построили, И в погоню за Литвой с войском пустились. Так их в устье Немана почти догнали, Уже построив свои суда для дела. Сурмин с Литвой тоже к ним суда обратил, Сошлись кровавой битвой с обеих сторон с криком.[158] Сбрасывают паруса, весла нарабатывают, Шумящие морские валы азартом продирая. Гул, крик страшный по берегам кривым начался, И суда с обеих сторон приближаются, После друг с другом секутся, умение и желание имея, Азартно в бою, из арбалетов, из луков стреляя. Треск, удары раздаются по морским просторам, И кровь, смешанная с водой, соленые валы пенит. Сурмин на нос встав, флотом руководит, Окликая своих, дары обещает, «Напрягайте силы свои, мужи, охотно, Добирайтесь до немцев! Удирать срамно!» Комтур рагнетский тоже свои суда строит, Напоминает, дабы жадно брались за оружие. «Сейчас! Эй, сейчас! Смело, мужественные христиане, Громите, бейте и топчите это мерзкое язычество! Знаете, как Сараценов на море бивали, Предки ваши, прежде чем Землю Святую добыли!» Гремит воздух от крика, когда вновь встретились, И с этим немцы назад оттеснили Литву с армадой. Сурмин тоже, равное видя, уступал, И суда вверх по Неману к Литве направлял. Триста сорок своихв водном бою потерял, Немцев столько же погибло, равно им Марс платил. Потом Жмудь, собравшись, Рагнет осадили, Сожгли всю волость, с добычей удрали. Гедимин с Литвой после них Трисмемель добывал И штурмом четырнадцать дней стены осаждал. [158v] Двести кнехтов и комтура, которые для отпора пришли, Всех до одного под замком убили. Мастер Генрих с шестью тысячами покарал Литву за это, Маршалл Паство поразорял с волостью тем же летом. Сам же мастер, разделив войска свои на четыре, Несколько уездов разорил в Литве, подойдя стремительно. Маршалл после него все зерновые сжег во время жатвы, Югедин, Пистин сжег, увел плен с добычей. Давид, староста из Гродно, мстя за урон отчизне, С восемьюстами своих, несмотря на не лучший момент, Унсдольфский уезд поразорял, но комтур из Капева На бой с ним сошелся, отчего пленных удрала половина. Потом маршал прусский в Жмуди взял Медники И Ворняны выжег, прекратил быстро набег, Когда возвращался назад с пленом, Жмудь лес порубила, Где из немцев ни один не удрал, всех побили. В то время к вечеру ясное солнце склонялось, И красные лучи по горам распустило, Ахеронова пуща темнотой прикрывала, Жмудь с Литвой немцев била, так что земля гремела. Сорок самых старших крестоносцев взяли в плен, Самого благородного из них богам предложили С оружием, с конем, на кучу деревьев поставили Так его на капищах в Вильне с триумфом сожгли. Литва добжинский край с городом разграбили, А потом на Инфляндию мощь направили. С Давидом, вождем, Парнав, Дерпт, Ревель сожгли, С шестью тысячами пленных с добычей вернулись. Швабские, сведницкие, рейнские князья с графами [159] Объединив в Пруссии с крестоносцами силы свои, В Литву и Жмудь вторглись, Варкен, Русиген, Клоген, Пистен, тверди взяли. А Кейстут в то время с Литвой в Лифляндии воевал, С дерптским епископством несколько уездов ограбил. Пять тысяч пленных взял с добычей большой, За что богов кормил дарами обычными. Посмотри, литовец, как предки ваши Аж до Ревеля мужественно дошли в те времена, Сто миль, к тому же зимой, ибо гнить не хотели, С деяниями славными пользу чем лежать желали. Этой же зимой Жмудь с Литвой Мемель с городом взяли И три замка других, и немцев в них вырезали. Оттуда дальше, в Пруссию пустили отряды, Из виловского уезда увели большую добычу. Генрих, комтур из Капева, с крестоносцами их гнал, Увидев это, хитрый Давид сразу же в пуще схоронился. Добычу в пуще оставив, Жмудь с Литвой построил. Комтур думая, что убежал, не опасаясь ночевал. Уже Феба ясная светлость гасла, И ночь готовилась наступить, Когда Давид с Литвой из леса внезапно вышел, Немцев, беспечно спящих и вдруг встревоженных, побил, Оторвался комтур Генрих ото сна своего после этого, Вооружив голову свою штурмаком чубатым. Секся с Литвой, там убит, ибо бдительность победила. Так Литва большую добычу в Жмудь увела.[159v] В это же время Давид Мазовше опустошил, Городки, веси, костелы разоряя, народ располошил. Потом по-казацки в добжинские волости Вторглись, употребляя жестокие суровости. Добжинь сожгли, пленных девять тысяч взяли, Кроме тех, которых в отрядах и в стычках вырезали. Из-за этого добжинский князь Добжинь ляхам отдал За Ленчицу, думая, что мир получит. Но Давид по приказу Гедимина Пултовск поразорял с волостью епископа плоцкого. Сто пятьдесят весей сжег, тридцать костелов, Пленных четыре тысячи угнал, как волов. Мазуры над Бугом догнали их смело, Но Литва побила из луков наголову. Треск, крик, раненые стонут, Давид триумф имеет, Сегодня пахарь копье, стрелы сгнившие там находит.

О попытке союза Литвы и поляков.

Как Владислав Локетек, король польский, сына своего шестнадцати лет поженил на княжне Гедиминовне в году от Рождества Христова 1325

Владислав Локетек, король польский, третий раз из– за внутренних и внешних распрь законно коронованный, суровым счастьем будучи измученным, думал и с советом коронными регулярно советовался, каким бы образом после в тех тревогах безопасно править. Старался прежде всего об успокоении частых литовских наездов, которым войной воспротивиться не мог; думал также и об отнятии и внезапном разорении поморской земли безбожными [160] крестоносцами, прусскими коронными попрошайками, к тому же о захвате силезского княжества у Короны Чешской. Этими тревогами был озабочен, не знал, что ранее сделать и к чему обратиться. Видел, что крестоносцы не только поморскую землю мешали вернуть, но и добжинскую землю, которая тоже недавно Литвой разорена, внезапно с намерениями своими презренными заняли. Видел, что чехи тоже так подружились с крестоносцами, что их трудно было разлучить, особенно когда после захвата Силезии высокомерно возгордились и при их помощи хотели всю Польшу захватить.

Оба неприятеля были очень сильны и могучи, и одного трудно было зацепить, а тут с обоими должен был иметь дело одновременно. Более того, саксонцы, бранденбуржцы, языком и перемирием с крестоносцами соединенные, готовы были им помогать, и сами на Польшу по наименьшей причине показавшей внезапно злой мощью и предательством ворваться могли бы. И когда король войны с мыслью разорванной бродил выдать Польшу на хищничество и разорение Литве, или же, сопротивляясь их набегам, поставить оборону. Должен был мощь своего рыцарства уменьшить и силы раздвинуть. Они и так в целом не могли напор неприятелей полностью гасить, ибо регулярными наездами литовцы раз в ту, раз в иную страну наезжали. И недавно перед тем Полтовско, епископа плоцкого город, с волостями сожгли и ограбили.

Трудно было к тому же их укротить, так как в поле битв не начинали, но, забрав добычу, удирали, и в домах за водами – [160v] трудным переплетением рек, озер и пущ, нетронутых и невырубленных, как в пещерах, безопасно жили. Так, что если хотел кто войну против них начать, то с неприятелем умным, ловким, легким и хитрым должен был иметь дело, а также с трудными дорогами, с непогодой и голодом. Вот так тогда король Локетек это окончательно решил испытать, получится ли Литву каким-то образом обласкать и в друзья к себе записать. Он надеялся на получение этой дружбы, потому что знал – крестоносцы как полякам, так и Литве общие неприятели. Это мнение и предприятие королевское, которое все собрание сенаторов похвалило и подтвердило. Отправили к Гедимину, великому князю литовскому, послов, которые бы с ним перемирие укрепили и дочь его Казимиру, королевичу, в супружеское состояние просили, а другого приданного не просили, только выпустить всех захваченных пленных.

Так Владислав, король польский, Литвой стесненный, Послал к ним, сыну своему прося жену, Гедиминову дочь, по имени Алдона. Гедимин с благодарностью посольство принял это, Оповестил свой совет: Гаштольта, Радзивилла, Остыка, Монтывида и бояр силу. Советовался с ними там, коротко суть объяснил, Княжну в жены Казимиру послали. В Краков с триумфом большим введена И в христианскую веру принята. Манкер, епископ, крестил ее и дал ей имя святое Анна, Там сразу был брак заключен. А потом лигу общую оба народа заключили, Один другому обязался ущерб не наносить. [161] Литва, что им в приданное золота дать не могла, Пленных, давно взятых, им отдала. Кладов рыцари литовские не имели, Когда богатых били соседей, когда хотели. Что богатством часто самих за горло брали, Мужеством те, а не богатством войну вели. С того только момента Польша измученная, Литовской силой в поле побежденная, Начала люд умножать, ибо пленные оные По пустошам разоренным были расселены. Так как в Ломже, Сендомире, Люблине, Где казачество литовское часто проходило, было пусто. Серадз, Калиш, Ленчица, Добжинь и Куявы, Только начали звать в своих землях дом законный, Ибо в языческой Литве сперва гостями Звались, кроясь в лесах и в земле с имуществом. Потому сегодня в тех странах деньги, в полях Закопанные, находят в заросших пашнях. Король Локетек, когда границы с Литвой успокоил, С их помощью уже смело думал начать войну. Желая крестоносцев безбожных и их приспешников Мазуров, чехов разъединить от презрительных строев. Мазовше поразорял, Плоцк взял, мстя за оскорбления, Ибо их князь был с крестоносцами заодно. Чехов также, саксонцев бедняг часто устрашал И жеребцов смекалистых орденских в Поморье теребил. Потом Гедимин послал войско свое С Давидом, своим гетманом, охотным к оружию. [161v] Так саксонских князей и маркграфство поразорял, Бранденбург, Франкфурт с городами, весями выкурил. Полтораста деревень, столько же костелов сожгли, Монастыря четыре Литва-язычники, поразоряли, Где одна монашка, желая в чистоте остаться, Литовца, который ее хотел, хитро обманула, говоря: «Если меня девственности лишишь и, кость из головы Вынув, будешь ее носить, то будешь всегда здоровым». Вырезал ее, затем от раны того же дня умря, Узнал в ней хитрость, достоинство знаменитое. Локетек, после этой службы Литву одарив, Отправил их домой, конвоиров приставив. Но им Давид, гетман, в Мазовше идти советовал, По которому шел со своими силами, добычу большую провозил. Показался какой-то Анджей, мазур, шляхтич законный, Видя своей родины этот упадок кровавый, Затерялся среди Литвы каквторой Сцевола, И утопил в Давиде рогатину длинную, Упал в шатре, ручьем кипящим кровь пенится, И мазур среди войска бежал на вороном. Литва ajmonis кричит, ах, dziewie Wiespocie. Так возвращались домой в невыносимых хлопотах. Ибо этот Давид самым большим господином был тогда в Литве. И победителем удачным в каждой битве. Ольгердову Марию, княжну, имел за собой, Которую так во вдовьем состоянии оставил, в трауре. Но на другойгод Литва закипела, В маркграфские земли снова мощь свою двинула, [162] Которыеогнем и мечом сурово завоевали, Франкфорд над Одрой вокруг с волостью разграбили. Потом поляки с Литвой уже в единстве были, И пограничные люди тоже спокойно жили. Лях в Литве, литовец в Польше нужды справлял,