— Всё хорошо, слава Единому, — поспешно заявил старик. — Детишки родятся, молодняк женихается, разбойнички в деревню не суются, податник не лютует. Чего ещё бедному крестьянину хотеть? Под вашими ножками как сыр в масле катаемся…

— Да? — недоверчиво протянула я, демонстративно окинув взглядом деревенскую улочку с покосившимися домиками.

— А как иначе, ваша светлость?

В голосе старика я уловила глубоко скрытую насмешку: он мне не верил. Приехала барыня, кинула горсть монет, уехала и про всё забыла.

— А вот придёшь после переворота в Бельфор, тогда узнаешь, как иначе, — я постаралась ответить тем же тоном. — Впрочем, хозяин — барин. Податник же не лютует.

Заметив, как набухли желваки под морщинистой кожей при упоминании сборщика налогов, я позволила едва заметную усмешку.

— Я приду, ваша светлость, — сверкнул глазами из-под кустистых бровей старик.

— Вот и славно.

Как ни в чём не бывало я развернула лошадь к поджидавшей в отдалении охране.

— В Бельфор!

Обратная дорога далась мне куда тяжелее. Если в сторону деревеньки меня гнала злость, то сейчас её сменила усталость. Держаться в седле прямо удавалось исключительно на чистом упрямстве. Добравшись наконец до таких желанных стен, я уже не хотела ни ванной, ни ужина. Скинув с помощью служанок пропитанную потом одежду, я просто рухнула в постель и отключилась, наверное, раньше, чем донесла голову до подушки.

«Нас утро встречает прохладой…» — мычала я себе под нос, поджимая зябнущие на сквозняке ноги: выбираться из постели не хотелось. Но Леона уже дважды заглядывала в комнату, разрушая блаженную дрёму. Да и колтун на голове, в который превратились не расчёсанные на ночь волосы, тоже не способствовал ленивой неге.

Отвесив себе мысленную оплеуху, я сунула ноги в домашние сапожки на меху:

— Леона! Купаться!

Потом я долго нежилась в горячей воде источника, пока служанки распутывали мои волосы. После ещё дольше завтракала, сознательно отодвигая все мысли о делах в сторону. Последние несколько дней я и так завязла в этих делах так, что порой с ностальгией вспоминала авралы в нашей юридической конторе. Там хоть не приходилось гонять в гостиницах клопов.

«Впрочем, там не было и таких пироженок», — подумала я, цапнув с блюда третий миниатюрный кондитерский шедевр и клятвенно пообещав себе, что уж он-то точно последний.

Меня опять поджидала куча дел. Но, увы, мои планы снова скорректировали. И кто бы вы думали? Правильно! Снова треклятый дракон!

— Письмо от шевалье Розье! — церемонно объявила Леона, входя в малую столовую с серебряным подносом.

У меня разом заныли все зубы: ну, что ему еще надо?!

Леона с поклоном протянула поднос, от одного вида которого у меня уже начинался нервный тик. Среди пригласительных карточек от местного дворянства действительно лежали длинный бархатный футляр и такой же мешок размером с мою голову. И на фуляре, и на мешке был искусно вышит золотыми нитками вздыбившийся в полёте дракон. Я скривилась.

— Это что за дрянь? Он прислал мне голову виновника погрома?

— Не знаю, ваша светлость. Мешок запечатан. Но думаю, там не голова.

— А что? Бомба замедленного действия? Или сразу какая-нибудь чума?

— Чего? — округлила глаза женщина.

— Чего-чего… — проворчала я. — Ладно. Понадеемся, что до массового терроризма тут еще не доросли…

Вопреки своим же словам письмо я брала относительно спокойно. Разве найдётся дурак, готовый отправить яд недругу в мешке со своим собственным гербом? Если вдруг что-то пойдёт не так — место на плахе обеспечено. В этом отношении законы здесь были более чем строгие. Вот прибить кого-нибудь лишнего на собственной земле, это пожалуйста. А травить втихаря — ни-ни. Моветон, однако. Впрочем, все эти тонкости касались только аристократии. «Низшее сословие» убивали практически без всяких последствий. Хотя наглел мало кто. Кому охота получить вилы в пузо от сорвавшегося с катушек народа?

Раздумывая о параллелях в местной и земной истории, я невнимательно вытащила из футляра письмо.

«Ваша жадность не знает границ! Надеюсь, теперь вы довольны?»

— Довольна? — пробормотала я, не поняв ровным счётом ничего, и взялась за завязки мешка.

Стоило сломать печать, как шнурки разошлись сами собой, и на поднос полноводной рекой хлынули золотые монеты.

— Ого!

Леона не особо удивилась, и я сделала вывод, что уж эта проныра точно догадалась, что за посылочку мне прислали. Весил мешочек с таким содержимым явно немало.

— Прикажете отправить обратно, ваша светлость? — осведомилась она.

— Обратно? — удивилась я. — Жест, конечно, донельзя гордый. Видать, наша ящерица на это и рассчитывала. Только я не гордая. Я практичная. Отнеси казначею. Пусть оприходует как добровольное пожертвование нашего соседа на развитие попорченной им деревни. Кстати, о казначее…

— Старый сидит в подвале и грозит жалобой в гильдию, — тут же доложила Леона.

— Грозит, говоришь, — ухмыльнулась я, поднимаясь. — Ну, пошли, посмотрим.