Он просто загипнотизировал диким взглядом, пропитанным голодным желанием. Хищно нагнулся над столом, не прерывая зрительный контакт, поймал руку и прижал пальчики к губам, наблюдая за моей реакцией.

Я приоткрыла рот, ладошка дрогнула, когда кончик его языка лизнул указательный палец, замер, а потом вклинился между указательным и средним, нагло раздвину их, прокладывая себе дорогу. Я судорожно выдохнула из-за волны, перекатившейся внизу живота. Он продолжил ласку, глаза резко потемнели и отразили алый солнечный блик.

Я сморгнула. Зрительный контакт оборвался. Закат. Мне надо на остров. Дернула рукой, но вырвать не получилось. Хватка Повелителя была нежной и мягкой, но ощущение оказалось обманчивым. Он не отпустит то, что считает своим. Он не отпустит меня. Нет выхода.

Повелитель заметил. Ослабил хватку, позволил забрать руку. Снова откинулся на спинку, скрестил руки на груди. Нахмурился.

– Что тебя беспокоит, айна Итар?

Берегинечка, родная. Так и сверлит взглядом, того и гляди дырку просверлит. Я не собираюсь ничего говорить про Карима, про темного дракона, сотканного из тьмы. Но лицо все говорит за меня.

Я не умею прятать эмоции за холодной маской безразличия, как этот пятисотлетний истукан. Повеселиться пришел в наш мир, а все равно недоволен и сидит тут с грозным лицом. Чуть дай слабину и сразу под юбку залезет. Мысли путаются, представляю, как он рассматривает мое кружевное белье под юбкой, вспоминаю тот пронзительный взгляд в зеркале, сглатываю.

Выдавливаю:

– Тетя. Я переживаю за тетю.

– Мы послали за ней. Ее вернут. Не стоит беспокоиться, -недоумение отразилось в голосе.

– Почему, вообще стражи забрали ее?

Пожал плечами:

– Возможно, твоя тетя сама захотела. Раз она превратилась в мавку, значит ее молодая душа пережила достаточно страданий, чтобы повзрослеть. Мы можем помочь ее душе отправиться дальше.

Внутри возникло замешательство, которое переросло в протест, а потом и вовсе в возмущение:

– Значит, моя тетя хотела? Тетя, у которой тут осталась дочка, хотела отправиться в Аваддон? И бросить ее? Бросить меня здесь одну, с сестренкой?

Сомнения закрались в душу. Однажды тетя уже пыталась покончить с жизнью. Но тогда у нее не было Айрин, а я собиралась уехать и поступить в академию. Неужели за все это время она так и не оправилась от горя, и правда, просто нас бросила?

– С сестренкой? –переспросил Повелитель.

Ой, кажется я проговорилась.

Я закусила губы, уставилась на скатерть, рассматривая пятнышко от нечаянно выплеснувшегося вина. Сцепила пальцы под столом. Что я наделала? Зачем сказала?

Повисла неловкая пауза, но Повелитель не торопил, ждал ответа.

Я заставила себя посмотреть на мужчину, который вздумал решать за меня, отнять свободу воли, выбора, повелеть остаться с ним, пока не получит желаемого. Вымученным голосом проговорила:

– Да. Тетина дочка родилась мавкой. Я оставила ее одну и мне нужно вернуться, -я искусала губы в отчаянии. –Она совсем маленькая. Ей будет страшно, если и я тоже ее брошу. И некому больше о ней позаботиться.

– Так вот для кого тебе понадобился цветок папоротника, -задумчиво произнес Повелитель. –Я все думал, куда же ты его дела, если в косе остался всего лишь один лепесток.

И я решилась:

– Отпусти. Прошу.

Он размышлял. Я продолжила умолять:

– Солнце садится. Сейчас начнет темнеть, ей будет страшно без меня.

Он шумно выдохнул.

– У меня есть условие, -прищурился.

Мне стало грустно. Только на секундочку показалось, что в нем есть что-то человечное. Я почти поверила, что эта бесчувственная глыба прониклась и у меня есть шанс уйти. Надежда медленно угасала, я обреченно прошептала:

– Ты обещал не трогать, -понимая, что мне придется дать ему то, что он так желает. То, чего я сама так отчаянно хочу, но еще больше боюсь.

Мои слова разозли Повелителя.

– О, Джа! –не то ругнулся, не то взмолился местному божественному фантому, в порыве гнева смахнул со стола несколько тарелок и приборов.

Они со звоном раскатились по каменному полу. Я втянула голову в плечи. Что я не так сказала?

–Что за комок несуразных мыслей и желаний на мою голову, -выругался, с шумом выдвинул стул.

Пошел к краю террасы, а по факту краю скалы, выступающей над водой, огороженной коваными перилами. Широко расставил руки, уперся, вглядываясь в заходящее солнце.