Конечно, реальность вряд ли совпадет с моими фантазиями, но я рассчитываю хотя бы на поцелуй. Кажется, она на меня уже не очень злится.

Но действительность еще хуже. У небольшого, хотя довольно опрятного дачного домика меня встречает Зеленцова с прищуренными глазами. Смотрит, как будто я что стащил в магазине, а она — охранник на выходе.

— Добрый день, — киваю я, — а где Настя?

— А Настю рвет, — без обиняков заявляет Милана, скрестив руки на груди.

— Понятно.

— Цветочки-то кому? — все так же сердито интересуется женщина.

— Ей.

Тут она немного расслабляется и чуть заметно выдыхает.

— Я сейчас за ней схожу, — говорит она уже спокойным голосом, — хотя на бедняжке живого места нет. Меня так даже с младшим не ломало. Какие у вас?.. А, черт с ним! — Она машет рукой. — Ты мне больше не начальник, Сашок. Так какие у тебя планы на мою подругу?

Я кладу букет на капот и прислоняюсь к машине.

— Я ей все сказал.

— Значит, скажи еще раз.

— Вот и скажу.

— Вот и скажи. А я за Настей.

Милана исчезает. Ее нет пять минут, пять превращаются в десять. Я оглядываю территорию в поисках Настиной машины, но под навесом только серая «Лада», которая, скорее всего, принадлежит хозяйке дома. Когда я уже начинаю терять терпение, на пороге появляется бледная как привидение Настя с Миланой под руку. Та тащит спортивную сумку.

Я тут же подаюсь вперед, но обе девушки останавливают меня огненными взглядами.

— Вы что, оба считаете меня инвалидом? — шипит Настя.

Внутри меня растекается боль оттого, что я не могу ей ничем помочь. Ведь это я, как она правильно сказала, козел, довел ее до такого состояния. Неужели так будет все девять месяцев?

— Десять, — поправляет меня Зеленцова. — И нет, тошнота обычно проходит после первого триместра. Папаня, — беззлобно прибавляет она, окидывая меня многозначительным взглядом.

Кажется, я говорил вслух.

— Ну что, поехали?

Настя игнорирует мою руку и сама садится на пассажирское сиденье, где тут же утыкается в телефон.

Милана подходит ко мне вплотную, от ее серьезного взгляда мне, здоровому мужику, который выше ее на две головы, становится некомфортно.

— Обидишь ее — урою. — И как в лучших фильмах про мафию она проводит ребром ладони по горлу.

— Я и не собирался…

Но она лишь фыркает в ответ и исчезает в доме.

В машине душно, потому что кто-то выключил кондиционер. Я тянусь, чтобы включить его обратно, но Настя бьет меня по руке.

— Холодно.

— Хорошо, давай сделаем теплее. Это тебе. — Я киваю на букет, который положил на заднее сиденье.

Но Настя на него даже не смотрит. Вместо этого она продолжает прожигать дырку где-то у меня в руке.

— И это тоже? — хмыкает она.

Только тогда замечаю смачный след алой помады на рукаве и кладу руки на руль.

— Это девушка в магазине цветов упала.

— Ага, на твою руку.

— Настя, пожалуйста. — Я делаю глубокий вдох. — Если один тебе изменил, это не значит, что все такие.

— А мы не в тех отношениях, чтобы ты мне изменял! — выпаливает она, отчего становится понятно: на самом деле помада еще как ее задела.

— Значит, давай будем в тех. — Я пожимаю плечами.

Но она не отвечает и всю дорогу до моего дома продолжает молчать, а я едва не задыхаюсь от отсутствия в салоне свежего воздуха. Окно открыть она тоже не разрешила, злобно зыркнув из-под густых бровей.

— Я здесь для того, чтобы получить работу, — заговаривает Настя первая, разуваясь в коридоре.

Тряпичные шортики соблазнительно натягиваются на круглой попке, когда она нагибается. Член моментально реагирует на увиденное, хотя чего его винить — уже месяц он сидит взаперти. Волков, соберись, ей сейчас очень плохо.

— Да-да, конечно. Только работу.

— У меня ипотека, — в десятый раз напоминает она скорее самой себе.

— Знаю.

— И мне плевать, с кем ты там обжимался сегодня утром.

— Сегодня утром я ездил в зал, — не знаю зачем, поясняю я, — а оттуда — сразу за тобой.

— А цветочница?

— И за цветами.

Мы проходим в кухню-гостиную, где садимся на диван. Настя сразу вжимается в противоположный конец, будто я чем-то болен.

— Давай поближе, — зову я, хлопая рядом с собой. — У меня все на планшете.

Настя нехотя пододвигается. На и без того бледном лице целая гамма чувств. Как бы мне сейчас хотелось наплевать на все условности и…

Ее взгляд вновь падает на проклятущий рукав, и я с рыком начинаю расстегивать пуговицы.