До меня доносятся обрывки разговора в гостиной, но слова никак не собираются в предложение. Судя по тону, не ругаются. И то слава богу. Моя мама тут закатила бы целый концерт, потом выступила бы на бис и в конце еще ожидала бы цветы.

В дверь стучатся, и я, не в силах ответить, лишь мычу что-то невнятное. Как и ожидалось, это Александр.

— Настя, ты в порядке?

Вытянув руку, я нажимаю кнопку смыва и слабо улыбаюсь.

— Как видишь. Секси-кошечка, с которой ты трахался на кожаном диване, скоро превратится в очень не-секси бегемотиху.

— Не говори ерунды, — без тени злобы или иронии отвечает он и протягивает мне стакан воды, которую я с благодарностью принимаю.

— Уже поздно сказать твоим родителям, что я отравилась шаурмой?

Волков садится около меня на корточки и молча касается моего вспотевшего лба, заводя за ухо выбившуюся прядь волос. На мгновение я перестаю дышать.

— Боюсь, что да.

— Мне страшно, — признаюсь я.

Сейчас я слишком уязвима — физически и эмоционально. Но если Александр действительно на моей стороне, я хочу, чтобы он знал, что я чувствую.

— Я знаю, милая.

Это такое простое слово нежности настолько неожиданно для меня, что я не знаю, что сказать. Как общаться с человеком, с которым, мне казалось, я никогда не смогу найти общий язык?

Я смотрю в его карие, бездонные глаза и вижу там свое отражение — слабое, тощее. Наверное, ему просто хочется меня защитить. Или я просто боюсь признаться в главном?

Похоже, сегодня день откровений.

— До тебя я ни разу не кончала без стимуляции… ну, ты понимаешь, руками, — выдыхаю я.

— Что? — Александр выглядит по-настоящему удивленным.

— В тот вечер… в наш единственный вечер я получила самый крышесносный оргазм в своей жизни.

— Стоит того, чтобы потом несколько месяцев позависать в туалете? — наконец шутит он.

Мягкая, чуть кривоватая улыбка топит ледяную корочку, которой покрылось мое сердце.

— На сто процентов, — улыбаюсь я, и мы оба смеемся.

Когда мы возвращаемся на кухню, там уже вовсю кипят приготовления. Что-то жарится (под руководством Марьи Николаевны), что-то режется (под руководством Леонида Сергеевича). На столе — неоткупоренная бутылка дорогого вина.

— Извините, не знал всех обстоятельств, — виновато улыбается Леонид Сергеевич, заметив мой взгляд.

— Настенька, садись, пожалуйста, — вмешивается его более властная супруга. — Тебе сейчас лучше отдыхать. Какой у тебя срок?

— Мама, — предупреждающе зовет Александр.

— Все-все, поняла! Никаких лишних вопросов. Я все равно в раю.

Я непонимающе смотрю на Александра. Он устало потирает виски.

— Мама уже лет десять мечтает стать бабушкой.

— Он до этого встречался с какой-то англичанкой, так она глотала противозачаточные, как конфеты, — откровенничает Марья Николаевна, проверяя то, что дымится под крышкой.

— Мама, — повторяет Александр.

Она лишь отмахивается от него.

— Родная земля и здесь помогает, — заключает она, и я невольно улыбаюсь, продолжая потягивать воду.

Вот что значит нормальная семья. Когда любую новость воспринимают адекватно, когда шутки или случайные оговорки не перерастают в скандал. Я думала, что, если выйду замуж, у меня будет все, как у матери с отцом. Молчаливые войны, взаимное пренебрежение, состояние развода еще при живом браке. Но, оказывается, бывает и по-другому. И эти люди, которым уже лет шестьдесят, тому наглядное подтверждение.

— Кстати, Сашенька, что у тебя с машиной? — переключается Марья Николаевна, обращаясь к Александру.

Тот открывает рот — видимо, чтобы поправить, что никакой он не «Сашенька», но лишь обреченно мотает головой.

— А что с машиной? — спрашивает он.

— Ну, надпись на двери какая-то… странная.

— А мне понравилась, — встревает Волков-старший. — «Я «сердечко» Настю Овечкин». Немного по-детски и над падежами надо поработать, но в целом довольно романтично. В наше время, Марь, правда, такое писали мелом на асфальте у девушки под окном, но если Саня может себе позволить, то почему нет.

Кажется, если где-то есть на свете карма, то она меня нашла.

Удивительно, но обед в компании родителей, которых я не видел как минимум несколько лет, выдается настолько приятным, насколько это вообще возможно. Все смеются и шутят, а про будущего внука или внучку говорят так, как будто это желанный и долгожданный ребенок. Хотя чего это я — так оно и есть.

То, что я сказал Насте, правда. Мне на самом деле все равно, от кого она забеременела. Но мысль о том, что наша единственная ночь любви привела к такому исходу, все равно греет душу. Когда я нашел Настю на полу в ванную, такую вымотанную и уставшую, понял, что больше не смогу отпустить ее. Даже если она будет молить об этом. Даже если сама захочет.