Ульяна глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь успокоиться. Затем вытерла пыль с книжных полок, рассортировала кипу бумаг на столе и наконец потянулась к ящикам. Достав шкатулки с перстнями, протерла и там, а затем аккуратно поставила их обратно. Он разрешил ей делать в его кабинет все, заглядывать куда угодно — вот как ей доверяет. Можно подумать, какая-то пафосная балерина будет вообще хоть что-то делать в его кабинете или на его кухне — такие оседают только в спальнях… Поморщившись от мыслей, Уля распахнула следующий ящик и неожиданно обнаружила красивую деревянную коробочку с резными стенками. Внутри лежало овальное зеркало в узорчатой серебряной раме, очень изящное, словно прямиком из какого-нибудь салона для аристократок.

Взгляд поймал собственное отражение, и Ульяна замерла, пытаясь понять, что не так. Вроде те же серые глаза, розовые губы, темные волосы — но тут она казалась себе немного другой — такой, какой видела Люберецкую на снимках в сети. Не потерянной или расстроенной, а боевитой, дерзкой, страстной — настоящей стервой, какой в жизни себя не считала, но какой вполне могла бы быть. Девушка в отражении казалась смелой и сильной, способной отпихнуть эту наглую костлявую руку прочь, без страха шагнуть к свивающейся у его ног змее, и главное заглянуть ему в глаза — в такие родные и такие бесстыжие — и сказать «я согласна хоть на десять сенных девок сразу, но эту выстави!»

Пальчик осторожно провел по серебряной раме, изучая причудливый узор. Какое шикарное зеркало. Зачем прятать такую красивую вещь так далеко?..

Бывало, он еще в постели: к нему конвертики несут…

Вот такой конвертик принесли и мне — правда, не в постель. Какая постель — тут большинство и до крыльца-то дойти не могут. Едва мы вернулись с аукциона, как во двор, чуть опередив нас, неразумно заскочил паренек-курьер. Само собой, его тут же схватили за ногу два гигантских темных пальца, высунувшиеся из тени ворот. Парень завопил так, будто попал в фильм ужасов. А что ты хотел? Вот такое оно мое аномальное невоспитанное чудовище.

Зайдя следом, мы спасли бедолагу от близкого знакомства с газоном. Харон недовольно уполз в дом, а курьер, чуть не начавший заикаться, протянул мне белый с золотыми краями конверт и сбежал. Внутри обнаружилось письмо от нового руководителя труппы Императорского театра, где танцует Ника. Этот уважаемый господин с похвальным благолепием известил, что в театре у меня теперь статус особого гостя — а значит, меня ждут в любое время на любой спектакль и даже зарезервировали за мной отдельную ложу, причем одну из самых виповых на первом ярусе — причем абсолютно бесплатно. Мне оставалось только сообщать, когда я желаю приехать, и меня все будет ждать. «Только пожалуйста, не позднее чем за час до начала спектакля». Так и не хватало приписки в конце: а то придется кого-нибудь ради вас оттуда вынимать. Ой, как будет неудобно. В общем, вот такая благодарность от нового руководителя труппы — видимо за то, что он им стал.

Что ж, отличная возможность познакомить моих красавиц друг с другом.

— Нет, в театр я больше ни на ногой, — заявил Глеб, поднимаясь по крыльцу. — Даже не надейся. Терпеть не могу театры!

— Ты сам меня туда привел, — напомнил я.

— Я всего лишь хотел трахнуть балерину, но теперь ее трахаешь ты. А мне на этой скукоте делать нечего. В театр ты меня больше не заманишь!

Разговаривая, мы вошли в гостиную, где на диване с недавно купленной приставкой сидела Агата и целеустремленно долбила пробегающих по огромному плазменному экрану зомби. А под диваном агрессивно, словно в такт ее ударам, дергал пальцами заползший с улицы Харон. Какая жалость, что нет джойстиков его размеров — но ничего: зато полно людей.

— А где Уля? — я осмотрелся.

— Ушла с молотком в твой кабинет. Злая. По-моему, — подруга на миг оторвалась от экрана, — она хотела разбить свой смартфон.

— И почему?

— Ну не знаю, — ведьмочка ехидно закатила глаза. — Наверное, это надо спросить у госпожи Люберецкой… — и снова вернулась к избиению зомби.

Ну да, еще у тебя я не спрашивал, что надо спросить у госпожи Люберецкой.

Глеб с ходу плюхнулся на диван, пытаясь влезть в чужую игру. Я же направился в кабинет, где на столе лежал молоток, а спиной ко входу у окна стояла Уля и что-то пристально изучала на экране своего смартфона. Дверь со скрипом открылась и закрылась, однако моя прелестница даже не обернулась, словно не услышала ни звука. Гадая, чем она так увлечена, я подошел и заглянул в горящий экран, на котором оказался открыт аккаунт Ники в популярной соцсети — официальный, с почти тремя миллионами подписчиков, с которыми она щедро поделилась снимком. Держа смартфон с камерой одной рукой, другой балерина прижимала к груди подаренный мною букет — причем прижимала удачно, показывая всем своим фанатам приколотую рядом изящную серебряную брошь с моим гербом. А снизу шла приписка «Подарок от дорогого друга».

Словно выйдя из транса, почувствовав меня рядом, Уля вздрогнула и резко обернулась. Взгляд серых глаз поднялся с экрана на меня.

— Как приятно-то иметь дорогих друзей… — проворчала она и затолкала смартфон в карман.

В этот момент я пожалел, что у меня с собой нет еще одного букета — причем раза в два побольше, чем тот, что на снимке. Ульяне в каком-то смысле не повезло: у нас все началось рано, слишком рано. В тот период я еще не думал о конфетах и букетах, так что в этом смысле она немного обделена.

— Собирайся, — сказал я.

— Куда? — не поняла она.

— Едем гулять.

— Вдвоем? — Уля аж подскочила на месте.

Улыбнувшись, я приложил палец к ее губам — хочешь вдвоем, надо говорить тише и вообще желательно вылезти через окно, чтобы игроки в гостиной нас не услышали, и не заметили, и не возжелали присоединиться. Улыбнувшись в ответ, она вскинула голову и закрыла глаза. Я притянул ее к себе и поймал слегка раскрывшиеся губы.

На некоторое время мы будто выпали из реальности, а когда, обнимая друг друга, вернулись, Уля расслабленно пристроила голову мне на плечо. Мой же взгляд вдруг наткнулся на зеркало в витиеватой серебряной раме, прибитое к стене. По крайней мере, это объясняло молоток на столе, а то у меня уже появилось много версий.