Я краем уха слушал альтиста, который играл, распахнув настежь окна в своих покоях. Это был Фернет. Я мог различить его силуэт, синевато-серой фигурой видневшийся сквозь снежную пелену. В этой тишине блаженства его альт звучал как-то печально и удивительно надрывно. Я честно не знал, что Фернет может так играть.

– Я уверен в том, что когда-нибудь нас всех не станет, - ответил я тихо, не желая упускать из внимания ни одного звука странной сонаты.
– Не станет деревьев, рек, облаков... Мы все перестанем быть. Эта роднит меня с миром.

– Я не хочу исчезать!
– страстно выдохнула леди Весна.
– Не хочу!

– Ты не исчезнешь, - я улыбнулся её наивному страху.
– Ты станешь настоящей весной, Латанай. Ты будешь ветром, водой, частью мира. У тебя не будет разума, не будет чувств, но всё равно ты продолжишь существовать. Это я и называю смертью, и она прекрасна. Согласись, быть ручьём, который просто течёт, гораздо проще, чем разумным существом с мятежной душой.

– Не соглашусь, - вымолвила она, а затем вздрогнула и посмотрела на меня новым, тревожным взглядом.
– Так это значит, что Ална и Диальнат уже начали умирать? Они растворяются? Это так? Я правильно поняла?

Я промолчал. Альтист отыграл первую часть сонаты, и наступила секундная пауза. Затем полились медленные, тихие, бархатные звуки второй части. Музыка действительно трогала за душу. Я никогда не замечал такую глубину чувств у Фернета. Латанай сидела, бессильно сложив на столе синеватые от вен руки. Она рассеянно слушала, а на её ресницах повисли прозрачные слезинки.

– Почему они?
– спросила она.
– Почему не ты, Сур? Ведь ты - самый первый из нас и самый сильный, почему же они начали умирать раньше тебя?

– Не знаю, - сказал я.
– Может быть, именно поэтому.

– Сур, ты сказал заумную глупость!

– Значит, слушай музыку и не задавай вопросов.

Она вздохнула и снова подперла щеку ладонью, переведя взгляд на одинокого альтиста. Так мы сидели достаточно долго, едва ли не до вечера. Соната сменялась сюитами, Фернет в упоении играл музыку, а я в упоении слушал, потеряв всякий интерес к происходящему вокруг. Снег улёгся, но поднялся суровый ветер. Латанай плотнее куталась в свой шарф и вытирала слёзы кулаком. Ей тоже нравилась музыка.

Наконец, сомкнулась над моим уютным дворцом ночь. Зажглись голубые, белые и золотые огни в окнах, засверкали и заискрились небольшие льдистые башенки. Фернет окончил играть, закрыл окна и задёрнул шторы. Я улыбнулся Весне в полумраке, почувствовав внезапный прилив нежности к ней.

Она ответила мне вымученной улыбкой.

– Я устала быть натянутой струной, - сказала она.
– Пожалуй, я всё-таки хочу исчезнуть.

Я не успел ответить, потому что раздался тонкий звон, источник которого явно приближался к нам. Мы разом повернули головы и увидели фею Веху, ту самую, с которой я познакомился вчерашним вечером. Фея летела, держа в ручке голубой фонарик. Она казалась страшно смущённой, обрадованной и взволнованной.

Уже подлетая ко мне, она будто спохватилась и учтиво поклонилась леди Весне. Та кивнула в ответ, и от меня не укрылось скользнувшее в её движении отчаяние. Кажется, она уже поняла, зачем прилетела моя фея-гонец.

– Ваша светлость, - обратилась ко мне Веха, смаргивая снежинки, брошенные ей в лицо ветром. Я мысленно приказал ветру утихнуть, чтобы фее было легче.
– Лорд Осень и леди Лето прибыли. Их проводили в зал, как вы и приказывали.

– Прекрасно, Веха, - отозвался я, вставая и подавая руку Латанай.
– Мы идём.

Пора было взяться за это дело всерьёз.

3.

У меня нет тронного зала, но есть концертный, который его заменяет. На самом деле мой дворец совершенно не похож на дворцы лордов и королей живого мира. Называется он так просто потому, что я этого захотел. Собственно, и титулы наши в корне бессмысленны потому, что сочинены мной. Это я придумал нас так называть.

Нужны какие-то ориентиры, чтобы не сойти с ума. Я эти ориентиры создал.