Через некоторое время в голове у парня возникла сногсшибательная мысль, которая поглотила его всего без остатка. Он решил лететь в Россию.

– Боже, да как же я раньше до этого не додумался! Ведь это было на поверхности, Эндрю! – делился Миша своим открытием. – Мое решение окончательно и бесповоротно – я возвращаюсь на Родину!

– Но ведь это безумие, Майкл!

– Быть может. И это, пожалуй, самое сладкое, самое волшебное безумие из всех возможных. Именно ради таких безумий стоит жить, а если надо – то и умереть. Чую, ждет меня Россия-матушка, зовет меня, нужен я ей. И я нисколько не сомневаюсь, что это будет удивительное, невероятное путешествие.

– Но ведь это опасно… – в глазах Эндрю читалась искренняя тревога.

– Может быть и так. Но я не могу сидеть сложа руки. Я сам себе не прощу, если останусь здесь и ничего не сделаю для своей Отчизны. Вот представь, Эндрю, сижу я старенький с внуками у себя на яхте, а они спрашивают у меня: «Дедушка, а почему наша Родина – Россия в такой жопе? Где ты был и что делал, когда погибала твоя страна?» И что же я им отвечу, Эндрю, как посмотрю им в глаза? А может и не будет уже к тому времени нашей Россиюшки…

– Но в России действительно небезопасно.

– Ну да-да, там по улицам ходят медведи, зомби и казаки с нагайками. И все пьяные.

– Может быть, но это не главное. Там реально высокая преступность, коррумпированная власть и очень неблагополучное общество.

– А я считаю, что мою Родину оклеветали и оболгали. Нас, русских, пытаются выставить бандитами и дураками, но я возвращаюсь в страну добрых, умных и талантливых людей. И я это докажу и тебе, и себе, а если понадобится, то и черту с дьяволом. И знаешь, не от того в России плохо, что в ней преступность и коррупция, а плохо русскому человеку, оттого и преступность с коррупцией. В общем, я должен хотя бы попытаться что-то исправить, внести хоть какую-то лепту в революцию духа, которая так нужна моей стране и народу. И если я ничего не сделаю, то не смогу уважать сам себя.

Некоторое время Эндрю ошарашенно смотрел перед собой, перебирая пальцами по коктейльному бокалу. Потом заказал два шота текилы, потому что запить такое нужно было чем-то покрепче. Выпив залпом один шот и облизнув соль, он взглянул на товарища.

– Майкл, ты хороший парень и очень мне дорог. Я смотрю на тебя и понимаю, что ты наивен как Губка Боб. Но Губке Бобу это простительно, он ведь живет в ананасе под водой, и вообще он не настоящий, с ним ничего не случится. Даже если ему оторвут руку или ногу, или зажарят в печи, ему ничего не будет, его просто заново нарисуют. Но ведь ты не Губка Боб, ты живой. И если с тобой что-нибудь случится, тебя никто заново не нарисует.

Но Миша только посмеивался. Эндрю выпил вторую рюмашку и поднял взгляд. В его глазах теплилась робкая надежда отговорить друга от сумасшедшей затеи:

– Майкл, может не надо. Может оно в России как-то само собой обойдется, без твоего участия. Ты ведь недавно высказал отличную мысль, что капитализм сам себя изживет, как бактерии в вине. Так может не стоит мешать русским бактериям изживать самих себя?

– Ну, во-первых, если бы бактерии умели читать и знали, что их ожидает, то они бы скорее всего предприняли бы что-нибудь, чтобы избежать гибели, а мы с тобой не получили бы чудесного Кьянти. Но бактерии читать не умеют, а буржуи умеют, и они прочитали Карла Маркса и усвоили его уроки. Теперь они постоянно предпринимают меры, чтобы критический социальный градус никогда не был достигнут, а их кончина постоянно отодвигалась. А значит градус этот нужно поднять искусственно. И если каждый решит, что все обойдется без него, то не видать нам исцеления. А во-вторых, бро, – Миша сделал паузу, – нет в России никакого капитализма. То, что сегодня там происходит, – это не капитализм, а ужасный мутант, выросший на теле некогда здорового и чистого советского общества. Но это уже другой разговор, болезненный для русского человека.

На последних словах Миша погрустнел, давая понять, что для него, как для русского человека, постсоветский капитализм – тема очень личная, и он не расположен ее обсуждать.

В тот же вечер Миша написал Николаю Валентиновичу видеообращение, в котором изложил свои намерения вернуться на Родину. Спустя несколько дней позвонил отец, но у Миши уже был иной план. Теперь он не стал брать трубку. После нескольких попыток дозвониться, Болодин-старший прислал гневное видео, в котором обещал оставить сына без денег и отправить на Таймыр «лопатой нефтешламы убирать». После некоторой паузы от отца пришло еще одно видео, записанное в совсем иной тональности.

– Ага! Не прошли даром мои труды, задели-таки слова истины нужные струнки папиной души. Уже и тон у него другой и глазки бегают виновато, – делился своими впечатлениями Миша. – Мямлит что-то невнятное, извинения какие-то просит. Смотреть жалко. Как будто умоляет меня не лететь. Но я эту публику как на ладони вижу. Эти люди только о капиталах своих пекутся, о статусах, репутации. Стыдятся родители-буржуи, что сын – коммунист. Да только не им меня, а мне их стыдиться в пору. Отец – кровопийца и грабитель трудового народа, а мать – нахлебница. Сначала картинки никому не нужные за народные деньги ляпает, потом думает, кому их впарить. Отец говорил о каких-то сложностях, которые я не понимаю, да только я их не боюсь. Если мне действительно предстоит что-то понять, то лучше это сделать раньше, чем позже, чтобы не жить в иллюзиях. Ты не представляешь, брат, как это ужасно: жить в иллюзиях и не понимать устройства реального мира. Вот ты, Эндрю, когда перестал верить в Деда Мороза, то есть Санта Клауса?

– А разве в него надо верить? Это ведь сказочный персонаж.

– Вот, а мне лет до двенадцати мозг пудрили, что он реален. Я его каждый Новый год ждал, спать не ложился. А потом раз – и развенчали миф. Сколько было слез и разочарования.

*

В Россию Миша решил вернуться, окончательно порвав со своим буржуазным прошлым. Свое прощание с обеспеченной жизнью он решил отметить особенным образом. Для создания нужного фона в ресторан яхт-клуба он пригласил известную джаз-банду, а водка и блюда русской кухни были в этот вечер для всех за счет заведения.