Сам не подозревая об этом, Орвил спас своего сына. Получается так?

А как же паломничество, поход в Берд? Всё было зря? Не было никакого чуда? Кто помог спасти ребёнка? Орвил или Пресвятая Дева? О чём она...

Нет! Нет, она не хотела думать так, не хотела верить, что всё было зря, что этот Эрвин ни за что томится в тюрьме под землёй!

Ведь если бы она не решилась пойти в Берд, то не встретила бы Орвила по дороге, а он не послал бы своего человека. Нет, всё было не зря, всё не пустое. И этот несчастный оруженосец тоже приложил руку к спасению её сына.

Она помнила об этом, постоянно помнила, глядела на своего мужа, играющего в шахматы с кем-нибудь из других оруженосцев, видела, как кто-то другой из сквайров подливает вино или нарезает мясо, ухаживая за своим сеньором, и всегда помнила, что раньше это делал Эрвин, это было его место, как когда-то это было место Орвила.

Она и помыслить не могла, что когда-нибудь будет жалеть об этом, ведь злилась раньше, когда видела его, ухаживающим за столом барона.

Да, этот Эрвин пропал, словно умер. О нём не заговаривали в присутствии барона или его жены, его имя никто не упоминал, будто его и не было здесь никогда, будто не жил он здесь больше года, не ходил в военный поход, не был рядом на охотах и не ел за одним столом.

Почему? Всё задавалась вопросом Ания. Неужели власть барона проникла даже в это? В мысли, в поступки, в речь людей? Он настолько всех запугал здесь?

Не может этого быть! Нет! Так не должно быть! Это несправедливо! Ведь, если его не помнят, то о нём и не вспомнят вообще! Он умрёт там! Там, в этой подземной ледяной темнице! Скоро зима, ночи стали такие холодные, стены мокрые и сырые, нигде спасенья нет! А он там... Один... Ни за что...

Помнит ли о нём проклятый барон? Сколько ещё он собирается держать его там? Где границы его злости? Имеет ли предел его мстительность? Откуда столько ненависти?

Уже скоро три месяца, как он в тюрьме, и сколько ещё? Сколько ещё Ания будет страдать от чувства вины перед этим человеком? Сколько ещё она будет мучиться в своём бессилии хоть что-то сделать? Даже если он и отпустит его, вряд ли это чувство оставит её...

Весь день она пробыла с ребёнком, в его комнате она занималась рукоделием, вышивала гобелен и поглядывала на играющего сына. Только вечером спустилась на кухню справиться об ужине и узнала главную новость: барон личным указом освободил узника из заточения.

Ания не смогла скрыть волнения. В последний раз, когда она видела его, разговаривала с ним, это было на постоялом дворе, когда они встретили барона. Тогда этот Эрвин единственный заступился за неё перед мужем, он спас её, солгав барону про встречу с Орвилом. Он мог бы спасти себя от своего положения, если бы просто рассказал барону про неверность его жены, он единственный знает о «Пропавшей подкове», и он мог бы купить этим свою свободу, свой новый статус верного барону человека.

Он ничего этого не сделал!

– Где он?- спросила служанок с кухни.

– Отсыпается, наверное. Мы в обед покормили его. Ох, миледи, он на себя не похож. Страшный, угрюмый, всё время молчит. Наш цирюльник вырвал ему два зуба, раскурочил пол-лица,- болтливая девушка показала на себе и махнула рукой, не скрывая чувств,- ой, вообще страшно... Лучше не смотреть...

– И как он сейчас?

– Мне Аллен сказал,- Ания помнила Аллена-оруженосца,- барон не вернул ему положение сквайра и клятв его не принял обратно...

– И?- Она нахмурилась. Девушка пожала плечами.

– Так мне Аллен сказал, он больше не оруженосец, просто военный слуга...

Ания ещё больше нахмурилась. Что бы всё это значило? Конечно, барону теперь не нужен такой оруженосец, и что он будет делать дальше? Какие у него на него планы? Почему он выпустил его? Зачем освободил? Будет мучить дальше? Придумает ещё какую-нибудь извращённую месть?

Слава богу, что хоть выпустил из тюрьмы, и его можно будет увидеть. А сейчас пусть отдыхает, отсыпается, отъедается и приводит себя и свои мысли в порядок.

Ания чувствовала, как её трясло в нервной дрожи. Почему это так волновало её? Какой он? Сильно ли он изменился? Винит ли он её за всё? Понимает ли он, как помог он ей?

За ужином даже кусок в горло не лез, всё искала среди молодых ребят за столом этого несчастного оруженосца и не находила. Конечно, он теперь никто, и вряд ли барон позволит ему сидеть с собой за одним столом. Теперь он будет на положении слуги, спать и есть вместе с другими сержантами безродными на кухне и обитать в их комнате. Не иначе. Барон не видит в нём равного себе и будет и дальше унижать его всеми мыслимыми и немыслимыми способами.