Но сейчас он сидел в тюрьме, это раз, тут ему не позавидуешь. Баронесса Айрин из Одерна из сострадания подарила ему коня и доспехи, она дала ему свой герб – белого голубя, и в чужих глазах на турнире он всегда был только «голубем», «птенцом» баронессы из Одерна. Никто не знает, кто он и откуда, да и имени его не вспомнят, он всего лишь птенец безымянный, словно только что вылупившийся из яйца. Никто не помнит его имени, на слуху только баронесса Айрин и её милосердие. И это два. Такому уж точно завидовать не будешь.

Ну, и три! Отец приблизил его, сделав оруженосцем, скорее всего, за то только, что он победил в турнире, только за победу над опальным сыном, поэтому он обратил внимание на этого безямынного выскочку. И сейчас, когда он оказался в плену, барон показал, что он на самом деле стоит в его глазах. Ничего! Ни-че-го... На предложение выкупить своего оруженосца барон Элвуд передал на словах: «Делай с ним, что хочешь...» Вот так! Вот тебе и оруженосец.

О, Орвил мог бы многое рассказать о характере своего отца, он не понаслышке знал, как он умеет отравлять жизнь. Что же такого сделал этот оруженосец, что потерял ценность в глазах своего сеньора? Чем он так не угодил своему милорду?

В этом у них была какая-то общность, они были похожи, они оба пострадали от барона Элвуда. И Орвилу хотелось знать, что такого натворил отцу этот сквайр?

А для этого надо хотя бы пообщаться, поговорить, что ли. Не в тюрьме же это делать?

Орвил и сам однажды провёл неделю в подземном заточении у своего отца, в Дарнте. Ему было тогда двенадцать лет. Барон Элвуд вернулся из очередного похода и потащил сына на охоту на дикого кабана. Когда свирепый вепрь порвал охотничью собаку, барон приказал дать сыну заряженный арбалет, чтобы он сам добил раненого пса. Но собака только что лизала ему руки, когда Орвил пытался утешать умирающего любимца, и он не смог выполнить приказ отца. Один из слуг вырвал арбалет из дрожащих ладоней баронского сына и сам добил раненую собаку, за что получил впоследствии от барона. А Орвила на неделю закрыли в камере подземной тюрьмы, держали на воде и хлебе. Барон Элвуд, конечно, громко ругался и осыпал сына такими насмешками и презрительными взглядами за трусость и малодушие, что забыть этот случай Орвил, как ни пытался, так и не смог.

Холодная, мрачная тюрьма, голод, темнота и отчаяние запомнились надолго и возвращались до сих пор в кошмарных снах. Отец умел наказывать, он умел заставить почувствовать себя никем, полным ничтожеством. Этого у него не отнимешь, это точно.

Тюрьма есть тюрьма. Где бы она ни была, в Дарнте, в Арвине, да хоть где! Держать кого-то там долго – преступление! Кем бы ни был человек, он этого не заслуживает.

Орвил позвал слугу и приказал передать приказ охране об освобождении заключённого там оруженосца.

– Пусть его помоют, дадут чистую одежду, накормят... А там посмотрим...- А мысленно добавил сам себе: впереди скучная долгая зима, может быть, этот неудачник скрасит унылые будни, если не захочет покинуть эти земли. Я не буду его держать. Пусть дорога его будет гладкой.

И сам усмехнулся своим мыслям. Что там ещё за птица и стоит ли он внимания и потраченного времени? Посмотрим. Если не дурак, то торопиться не будет.

* * * * *

Его отмыли и переодели, он даже стал походить на человека, это про себя отметил Орвил, одним взглядом только глянув в сторону вошедшего оруженосца.

– Проходи. Садись.

– Я постою.

– Как хочешь.- Орвил не стал настаивать, хотя и сам садиться не стал, продолжал стоять у стола, рассматривал бывшего заключённого.

В последний раз ещё до военных действий они виделись летом, в июне, за это время он изменился, как-то похудел и осунулся, что ли. Что так? Стала вдруг не впрок отцовая еда? Или что другое? Переболел, может? Летом он выглядел глаже, был справным, уверенным в себе. Что сейчас от прежнего в нём осталось? Посмотрим-посмотрим...

– Как рука?

– Выздоравливает.

Он не хочет вести беседы, видно, как с трудом даётся ему каждая реплика. Почему? Что я тебе сделал? Ему не хочется разговаривать, он желает всеми силами, чтобы его оставили в покое. Тоже мне, замученный узник, презирающий всех. Ты сам признал себя пленным, поэтому, чего ты хочешь?

– Ты – оруженосец отца, почему он не пожелал выкупить тебя? Что случилось?

– Я уже не оруженосец барона, он освободил меня от всех клятв и обязательств. Я вообще неизвестно кто! Ни слуга, ни сержант...

Орвил вскинул тёмные брови в изумлении, ничего себе!

– Почему? Что случилось?

– Случилась ваша мачеха и её желание помолиться в Берде...

Орвил усмехнулся. Ну конечно, барон никогда бы ей этого не простил, она покинула замок, проявила своеволие, непозволительное вольнодумство, а этот был с ней, он сопровождал её в этом безумии. Если барон так наказал его, то, что он тогда сделал с ней? Бедная Ания...

– С ней всё в порядке?- Его голос предательски дрогнул, выдавая его переживания, и вряд ли они остались незамеченными этим хмурым собеседником.