Обычно я не нарушаю дресс-код, но иногда позволяю себе вольность и выбираю обувь сам.

Я знаю, что Клаус не раз мне это припомнит.

– «Голос эха» - представляется женский голос, - Что вы думаете о строительстве нового дома для измененных?

Я перевожу взгляд на молоденькую журналистку в белоснежной кофте и таких же брюках.

«А она прехорошенькая», - отмечаю про себя.

– Думаю, это прекрасная возможность сделать их жизнь чуть более терпимой, чем она есть на самом деле, - отвечаю я со всей искренностью, на которую способен.

– Каково это быть сыном одного из самых влиятельных людей?

«Хреново», - хочу сказать правду, но как всегда, говорю совсем другое:

– Дорогая, боюсь сенатор обидится на вас за такие слова, - шучу я, и журналистка сконфужено молчит, – А теперь я вынужден откланяться.

Щелкают затворы, у меня сводит челюсть от притворной улыбки, приклеенной на лицо. Я быстро отхожу от толпы, не позволяя другим корреспондентам остановить меня, и поднимаюсь вверх по ступеням.

– Иногда, красота важнее поступков, - хмыкает Клаус, как только я оказываюсь рядом с ним.

– Заткнись.

– Выступление твоего отца началось… - он делает паузу и смотрит на свои наручные часы, - … пять минут назад.

– Подождет, - я прохожу мимо.

Клаус громко вздыхает и весь оставшийся путь мы проходим молча.

Стражники следят за нашим передвижением. Сотни глаз сверлят мою спину. Наверху воздух более синтетический, я застегиваю золотистые пуговицы своего пальто, отец терпеть не может неряшливости.

Я медленно продвигаюсь вперед, здороваясь с другими акционерами корпорации и консулами с других стран. Рядом с отцом стоит сенатор со своей дочерью, стройной привлекательной блондинкой в белоснежном длинном платье. Эмма, кажется. Мы учились в одной академии, но на разных факультетах.

Я становлюсь с другой стороны, Клаус держится в тени. За куполом. Там внизу. Генетические гибриды. Ядовитый газ превратил их хрупкий организм в агрессивных существ. Они кутаются в лохмотья и таращатся на нас.

Я поворачиваю голову и замечаю на лицах, стоящих рядом со мной мужчин, отвращение и… Восторг. Не хватает огромного пестрого шатра и палатки с едой. Я прячу руки в карманы и заставляю себя стоять ровно. Терпеливо жду, когда этот цирк закончится.

– Вы должны знать, что мы делаем всё возможное, чтобы поднять уровень жизни в вашем мире, - говорит мой отец в микрофон, перед собравшимися огромный экран, демонстрирующий его в увеличенном размере, - Моя новая компания - это еще один небольшой шаг в сторону нового будущего, - убедительно продолжает он, если бы я его не знал, то верил бы каждому его слову.

Внизу раздается недовольный рокот, стражники не спускают с толпы глаз, держа оружие наготове. Меня передергивает от мысли, что они пустят его вход.

– И я рад сообщить…, - он смотрит на меня и подзывает к себе, сенатор толкает вперед Эмму.

От дурного предчувствия у меня сжимается желудок, что-то давит в груди, но я автоматически переставляю ноги.

– Теперь наши усилия будут удвоены, - отец кладет тяжелую ладонь мне на плечо.
– Благодаря союзу моего сына и дочери сенатора, полномочия корпорации возрастут!
– дроны снимают каждую эмоцию на наших лицах, транслируя всё в прямой эфир.

Отец с силой сжимает руку, взгляд его прозрачно-голубых глаз приказывает мне не делать глупостей.

Я весь каменею, до меня, наконец, доходит:

Отец ненавидит меня до такой степени, что готов пойти на всё, чтобы испортить мне жизнь. И теперь, наконец, ему это удается.

Эмма спокойно встречает эту новость и я понимаю - она знала. Они все знали, выставив меня полным дураком. Сенатор протягивает мне ладонь и я машинально пожимаю ее, не прекращая улыбаться.

– Я очень рад, что ты войдешь в нашу семью, - говорит он мне, я киваю, не чувствуя ничего, кроме злости.

Собравшиеся кидаются поздравлять меня и Эмму, словно получают какой-то невидимый сигнал. Хлопают меня по плечу, грозят пальцами и ухмыляются.

– Будущее прямо перед вами, - как ни в чем не бывало продолжает отец, шум вокруг нашей помолвки стихает. На огромном экране появляются уютные аккуратные домики с ухоженными садами и детской площадкой, - И это скоро станет вашим, - эффектно заканчивает он свою речь.

Я смотрю вниз.

Измененные, как завороженные, следят за происходящим на экране. Стоит тишина, я слышу только, как быстро бьется мое сердце.

Может быть, Клаус был прав и надежда самый лучший способ управлять людьми.

Дисплей гаснет и все начинают расходиться, тихо переговариваясь между собой. Впереди я вижу длинное платье Эммы. Стражники сопровождают ее, и дают приблизиться к ней. Я поджимаю губы.

– Как вам удавалось столько времени хранить свой роман в секрете? – набрасываются на меня журналисты, как только я спускаюсь со стены.