— Скончалась три года тому назад, — печальным голосом обронил Федор, бросив взгляд на Майю.

— А кто же присматривает за вашим домом, когда вы отлучаетесь на столь продолжительное время? — допытывался хозяин.

Лицо Майи вдруг зарделось, будто выхваченное из темноты пламенем камелька. Она быстро взглянула на гостя и опустила голову, чуть не встретившись с его глазами.

Начав лгать, Федор не мог уже остановиться, как не могут остановиться скользящие со снежной горы салазки.

— Есть у меня доверенные люди, которые служили нам еще при жизни отца. Они и присматривают.

— А братья, сестры есть у вас?

— Нет никого, я один.

— Не завидую одиноким людям, — посочувствовал голова. — На худой конец, надо иметь жену. А у вас даже жены нет?

— Нет.

Майя еще ниже опустила голову.

«А парень-то Майе понравился», — мелькнула у Харатаева мысль, и он переглянулся с женой.

За приятным разговором время пролетело незаметно. Гость спохватился, что лошадь стоит нераспряженная, но хозяин успокоил, что и лошадь давно в конюшне, и сани под навесом. Да и гостю уже постелено.

На следующий день Харатаев не поехал в инородную управу. Завтракали поздно. Гость уже смелее поглядывал на Майю, ловя ее ответные взгляды.

После обеда Федор стал собираться к отъезду. Харатаев вышел во двор распорядиться, чтобы запрягли лошадь гостя.

«Почему он так торопится уезжать?» — огорчалась Майя.

Вернувшись в дом, Харатаев заметил, что дочь стоит как в воду опущенная. «Нельзя ли его задержать?» — спрашивали ее глаза.

Семен Иванович не торопясь разделся и, обращаясь к гостю, сказал:

— А лошадь-то ваша подбилась. Не худо бы дать ей отдохнуть.

Майя убежала в комнату и вся превратилась в слух.

— Оставайтесь-ка на денек-два.

Федор развел руками.

— Не могу, дела срочные, — ответил гость, а сам подумал, что надо побыстрее уезжать отсюда, пока не свершилось то, что замыслил Яковлев, плетя свою черную паутину.

— Дорогой гость! Я не вправе выпустить вас со двора — конь ваш донельзя измучен дальней дорогой. С вами что-нибудь случится в пути — на мою душу падет грех. Оставайтесь.

«Ай, молодец, папа! — радовалась Майя. — Как ловко он его уговаривает». Майя едва расслышала ответ гостя:

— Уговорили. Пусть отдохнет конь. Спасибо…

Майя прижала руки к груди, едва сдержав крик радости.

Хозяин и гость опять разговорились. Федор рассказывал, как купцы Шарапов и Шалаев, проживающие где-то в деревне Маче, обманывают своих покупателей, как они воруют на приисках в Бодайбо золото и продают его втридорога. При разговоре гость вставлял русские слова, и это на хозяев производило впечатление.

Когда сели ужинать, Семен Иванович взял Майю за руку и посадил рядом с гостем.

— Посидите рядком да поговорите ладком, — сказал он. — И нам, старикам, веселее будет на вас глядеть.

Харатаева как-то потянуло к Федору, и тот чувствовал себя с ним легко и просто, словно знал его всю жизнь. Взглянув на раскрасневшуюся дочь, отец подумал: «Вот бы пара была».

Но удивительное дело: купец сидит рядом с Майей, будто не замечая ее, потягивая из бокала вино, и говорит о высоких ценах на пушнину, о том, кто и как наживается на золоте, и даже не взглянет на свою соседку.

«Скорей бы он заговорил о женитьбе, — не терпится подвыпившему Харатаеву. — А может быть, у него в Якутске есть уже невеста? Дочь какого-нибудь именитого купца. Ах, не догадался спросить. Нет, посмотрел на Майю. Майя тоже взглянула, вот дуреха — залилась краской. Да и у парня щеки заалели… Опять переглянулись… — Хозяин долил бокалы. — Ничего, вино развяжет вам языки…»

Федор что-то сказал Майе одними глазами и осушил свой бокал.

Семен Иванович снова наполнил бокалы гостя и дочери, да так, что вино вот-вот польется через края. И Федору почудилось: это не вино, а слезы, готовые хлынуть струйками.

— Ого, гляньте-ка на чарки! — воскликнул лукавый старик, — Это добрая примета — у вас, молодых, счастье будет полное! Ну, подняли! Ваше счастье, жених и невеста!

Взгляды Федора и Майи на мгновенье встретились. Федор опять выпил до дна — Майя только пригубила.

В этот вечер никакого серьезного разговора не получилось. Федор ловко переводил все в шутку, распаляя нетерпеливого Харатаева, который мысленно поклялся выдать дочь за молодого купца, каких бы усилий это ему ни стоило. Утром, как только проснулся, Харатаев о чем-то пошептался с Ульяной и пошел к дочери.