А что, если взять да повиниться, пока не поздно?.. От этой мысли у него даже в груди похолодело и волосы встали дыбом: «Как только услышат, изобьют, изувечат и прогонят, как собаку!»

Федору что-то говорили гости, но он ничего не слышал. В висках громко стучало, в голове шумело.

Время перевалило за полночь. Гости заметно захмелели, стали еще более разговорчивыми.

Федор и Майя почти не пили. Они сидели рядом, взявшись за руки, спрятанные под столом. Когда Федор смотрел на нее, Майя опускала сияющие глаза, как бы говоря: «Я тоже, милый, счастлива, как и ты»…

Перекрикивая пьяные голоса, Семен Иванович сказал, чтобы все слышали:

— Я уже стар, мне надо торопиться… Ты, Федя, говорил, что в разъездах пробудешь долго… Ну что ж, мы готовы ждать тебя, сколько нужно будет. Но венчанье нельзя откладывать. Завтра же, дети мои, повезем вас в Хампу и обвенчаем. Всех дорогих гостей завтра к вечеру опять приглашаю в свой дом. Милости прошу на свадьбу!

Последние слова хозяина были восприняты с восторгом. Только Федор сидел понурив голову и не проронил ни слова, точно воды в рот набрал. Гости, наблюдавшие за женихом, подумали, что это от смущения.

Федор вспомнил о своей горемычной жизни, о которой здесь он не смел даже заикнуться. И мать свою вспомнил. У нее был тихий голос и теплые шершавые руки. А у хозяйки Авдотьи руки цепкие, костлявые. Они больно хватали за волосы, били по лицу. Авдотья ненавидела приемного сына за то, что он красив, а ее родной сын — урод. А теперь Федор сам себя начинает ненавидеть за то, что смалодушничал и стал лгать. Пока ходил в батрацкой одежде, совесть его была чиста, как стеклышко, а как только нарядился богачом, стал лгуном и притворой.

Спать легли поздно. Федор лежал на мягкой перине, но она ему казалась жестче той жеребячьей шкуры, на которой он раньше спал.

«Утром нас обвенчают, — думал он. — Я должен буду потом увезти Майю домой. А куда я ее повезу? К Яковлеву?.. Нет, это невозможно. В первую же ночь я все расскажу своей… жене. Объясню, почему назвался купеческим сыном, обманул ее родителей. Если она действительно меня любит — не оттолкнет».

Немного успокоенный этой мыслью, он уснул.

Раньше всех проснулся Семен Иванович. Вернувшись со двора, он громко сказал:

— На дворе потеплело. Это хорошая примета — дети наши будут счастливыми.

И верно, вчера стоял такой мороз, что дыхание забивало. Пар белыми клубами вырывался изо рта, тут же превращаясь в иней. Он покрывал лицо, брови, бороду, усы, белил одежду. А сегодня с утра дышать легко и свободно.

После завтрака начались сборы в церковь. С лица Майи ни на минуту не сходила торжественно-радостная улыбка. Она вертелась перед зеркалом в подвенечном платье, надевая дорогие украшения. Тем временем батраки запрягали лошадей и прилаживали к дугам колокольчики, чтобы все знали, что едет свадебный поезд.

Когда, молодые и те, кто их сопровождал, садились в сани, на востоке показалось багровое солнце, позолотив вершины деревьев.

Впереди ехал Семен Иванович, откинувшись на спинку саней. За ним ехали Ульяна и Майя, тесно прижавшись друг к другу. Майя часто оборачивалась, чтобы видеть Федора, который ехал за ними на своей лошади.

Низкие облака закрыли солнце, пошел снег. Но на душе у Майи было радостно и светло. Заиндевевшие лиственницы, что выстроились вдоль дороги, казалось, оделись в серебряные наряды, а белые от снега ели походили на девушек в белых платьях с оборками. Это они провожают Майю к венцу.

А Федору казалось, что даже деревья, застыв в немом укоре, думают: «Вот едет жалкий лгун и обманщик!»

Харатаев с женой, Майя и Федор остановились у священника Силина. Хозяин приказал сварить мяса, поставить самовар. На столе появилась водка.

Подпивший священник умиленно смотрел на Майю и восклицал:

— Выросла, похорошела!.. Как идет время! — Он достал из подрясника красный засаленный платок и вытер губы.

Майя брезгливо поморщилась и отвернулась. Федор безмолвно смотрел на священника, следя за каждым его движением.

Перед венчанием в церкви затопили печи. Вечером основательно захмелевший Силин обвенчал молодых.

На обратном пути Майя и Федор сидели в одних санях. С Харатаевым ехал священник Силин, приглашенный вместе с матушкой на свадьбу. Была морозная звездная ночь. Майя не слышала ни скрипа полозьев по снегу, ни свиста ледяного ветра, проникающего под полость. На сердце у нее была весна, и звон колокольчиков казался ей пением жаворонков.

«Теперь мы муж и жена, — думал Федор. — Батрак и дочь богача вступили в брачный союз. Но что будет, когда все откроется?..»