Харатаев и его жена вышли от дочери с сияющими лицами. Повлажневшие глаза Ульяны смеялись и плакали.

— Ну, старуха, готовься к пиру! — зашумел Семен Иванович. — Разошли людей по соседям с приглашением на помолвку.

В доме поднялась суета и сутолока. В жарко затопленные печи поставили большие чаны с мясом. В комнатах начали расставлять столы.

Майя не показывалась из своей комнаты. Перед ее глазами стояло лицо Федора, смущенно улыбающееся и тоже счастливое.

И правда, улыбка не сходила с лица жениха, но была она какая-то жалкая, виноватая. Никто не знал, что творится у него на душе. Все были заняты приготовлением к помолвке.

Перед ужином к Майе пришла Ульяна и прижав дочь к груди, всплакнула:

— Доченька моя единственная, кровинушка родная. Я так молила богу, чтобы выдать тебя куда-нибудь недалеко… Увезет он тебя на край света, и я не буду знать, хорошо ли там тебе.

— Мама, перестань, — взмолилась Майя.

— Не буду… Видно, на роду у тебя так написано, доченька. Будь с ним счастлива…

Вечером к Харатаевым приехали гости: улусные, богачи, жившие по соседству, пристав, знакомые. В просторном доме негде было повернуться, пока все не сели за столы.

Ульяна вывела из комнаты разряженную дочь. Десятки глаз, одинаково восторженных, чуточку хмельных от одного вида вин и угощений, от которых столы ломились, уставились на Майю, как на полярную звезду. Румяные щеки девушки пылали жаром, в больших карих глазах отражался яркий свет множества свечей.

Мать подвела дочь к жениху и посадила рядом.

Федор — с него тоже не спускали глаз — взглянул на невесту и обомлел, пораженный ее красотой.

Майя смотрела на Федора влюбленными глазами, полуоткрыв маленький рот, заставив его позабыть, что он — это не он, а какой-то «купеческий сын». Так во сне забывают обо всем, очутившись во власти прекрасных видений.

И все, что происходило потом, походило на сон. Вина — много вин, люди — много людей, и сказочники с высокими, чистыми голосами, нараспев рассказывающие какие-то удивительные истории, от которых все охали, ахали. Но где предел удивлению Федора, горемычного батрака, круглого сироты, ставшего нареченным единственной дочери самого Харатаева?..

Заметно захмелевший Харатаев обнял Федора:

— Выкупа с тебя, как с сироты, брать не буду. Майя — моя дочь, а ты — мой сын. Все, что я нажил, отдаю тебе!..

Что-то вроде надежды на счастливый исход шевельнулось в груди Федора: «Он даже выкупа не требует». А потребуй он выкуп за Майю, все бы сразу лопнуло. Ведь скряга Яковлев ни гроша бы не дал для этой цели. «Все, что я нажил, отдаю тебе». Подавись тогда Яковлев своим скотом, сенокосами и строениями. Обойдемся без него.

Видя, что слова его взволновали и растрогали Федора, Харатаев продолжал:

— Все приданое твоя жена увезет с собой, к тебе в дом! Ты скоро увидишь, сколько у нее приданого. За невестой приезжай один, никого с собой не бери!

Федор обрадовался. Да кого бы он и привез с собой в качестве сватов? Уж не Яковлева ли? Все само собой складывалось как нельзя лучше, и Федор повеселел.

— Горько! — вдруг закричал Харатаев, не обращая внимания на протестующие знаки стариков. — Дети мои, поцелуйтесь, чтобы я посмотрел на вас и порадовался.

— Потом, — сказал седобородый старец с голой, как тыква, головой. — Вначале надо зажечь свечи.

Семен Иванович приказал перед иконой святой Богородицы зажечь три свечи.

— Ну, дети мои, помолитесь господу богу, пусть он не обойдет вас своими милостями и пошлет вам счастье!

Федор и Майя стали перед иконами и начали креститься. У них есть за что благодарить бога. Это он уберег Майю от преждевременного замужества и послал ей суженого. Это бог снизошел к сироте Федору, прошедшему сквозь муки и страдания, и сделал его зятем богатого человека.

Молодые закончили молитву. Лица жениха и невесты залились краской, глаза заблестели. Майя взяла Федора за руку, как бы здороваясь. «Сейчас он меня поцелует», — с замиранием сердца подумала она и зажмурилась. А Федор продолжал стоять, не зная, что делать. Он был как в полусне от счастья.

Харатаев подошел к Федору и прошептал на ухо:

— Федор, ты как мужчина должен первым поцеловать свою будущую супругу.

Федора бросило в жар. Невеста склонила голову и замерла. Он обнял и поцеловал ее в теплые губы. Вокруг одобрительно зашумели, и шум этот показался ему оглушительным. А может быть, это стучит его сердце? Он еще ни разу не целовал девичьи уста…

«Но я ведь солгал, солгал… — сокрушался он, пряча глаза, и готов был крикнуть — Люди добрые, я вовсе не купеческий сын!»