Когда адвокат вошел к судье, тот сидел и разглядывал печати на двух харатаевских бумагах. По содержанию одна бумага исключала другую, а печать одна и та же.

Судья пригласил Ивана Семеновича сесть и сказал:

— Вы теперь вышли у меня из доверия, посему я до выяснения истины, какая из этих двух бумаг соответствует действительности, никакого определения выносить не буду. Пошлю оба эти письма в Вилюйск господину исправнику, пусть внесет ясность. В одном письме Харатаев пишет, что дочь его умерла, в другом — что жива. Ничего не понимаю.

В тот же день на имя исправника Вилюйского округа было послано письмо: «Его высокородию господину исправнику Вилюйского округа. Покорнейше прошу Вас повидаться с головой Средневилюйского улуса Харатаевым Семеном Ивановичем и расспросить его, где в настоящее время проживает его дочь Мария, и почему в ответе на первый запрос он соблаговолил написать, что его дочь скончалась, а в свидетельском показании отрицает это. Если его дочь действительно проживает в деревне Кильдемцы, то выясните, каким образом она вступила в брак с батраком Федором Владимировым и какое отношение имеет к этому делу голова Намского улуса Яковлев. Заранее благодарю Вас за незамедлительный письменный ответ».

Дорога не препятствовала почтовому общению, поэтому ответ из Вилюйска пришел без задержки. Исправник Вилюйского округа сообщал, что он имел честь принять у себя в присутствии голову Средневилюйского улуса господина Харатаева и расспросить у него об обстоятельствах, интересующих его высокородие господина мирового судью, и теперь с чистой совестью подтверждает, что письменное свидетельство Семена Харатаева, который лично сам навестил дочь, проживающую в деревне Кильдемцы, соответствует действительности. Ответ на первый запрос был написан Харатаевым на основании ложных предположений; он не знал о местопребывании дочери, считал ее умершей, а в действительности она сбежала с мужем после тайной встречи.

Теперь в суде больше не сомневались в правоте Ивана Семеновича, и истица с ответчиком были вызваны в суд.

В день отъезда отца Майя, выгоняя скот на водопой, поскользнулась и упала. Шел четвертый месяц ее беременности, Майю уложили в постель. А утром произошел выкидыш.

Около месяца Майя пролежала в постели. О чем только она не передумала. Майя часто вспоминала о русском учителе со светлыми глазами и русой курчавой бородой, который учил ее грамоте.

В мыслях Майя все чаще и чаще возвращалась к тем дням, когда Федор впервые приехал к ним, в Круглую елань, и какое впечатление он на нее произвел. Майя влюбилась в Федора с первого взгляда и, не задумываясь, обвенчалась с ним. Но она тогда еще верила, что счастье человека — в богатстве, хотя видела — ее мать, вышедшая замуж за богача, не очень счастлива, но и она не переставала твердить: «У кого угодья, луга и скот, тот и счастлив». Только теперь Майя поняла, что богатство еще не есть счастье. Человек счастлив, когда у него в семье любовь и совет, здоровые хорошие дети и хотя бы небольшой достаток. Но может ли быть счастливым человек, который, считая себя солью земли, остальных и за людей не считает, а богатство свое и гонор ценит выше своих детей, как ее отец? И способен ли он оцепить такого человека, как Федор, которому нет цены, хотя он и не богач, а бедняк? Такого человека отец не захотел признать своим зятем. А от дочери, которая не захотела расстаться с любимым мужем, отрекся.

…За окном стояла морозная лунная ночь. Деревня утопала в беломолочном тумане. За домом, во дворе, фыркали сытые лошади — их Иннокентий откармливал перед далекой поездкой. Где-то за деревней выла собака. А в доме стояла тишина, изредка прерываемая потрескиванием стен от мороза. Рядом с Майей, ровно посапывая, спит Федор, повернувшись спиной к жене. Семенчик тоже спит в зыбке — не шелохнется. Одна только Майя не спит, все думает, думает…

Наконец Майя оправилась от болезни и стала кое-что делать по дому. Неожиданно от господина мирового судьи пришла повестка — Майю вызывали в Якутск на суд.

Федор был недоволен тяжбой, которую затеяла Майя, и сказал жене, что все это зря: еще не было случая, чтобы бедняк доказал свою правоту. Да еще на суде! Ведь богач может купить суд со всеми потрохами — благо руки у судей загребущие.

Но Майя все же надеялась на Ивана Семеновича и на то, что в ее деле все ясно как день и судьям трудно будет уйти от справедливого решения даже без взятки.

Майя и Федор, держа путь в Якутск, выехали рано утром. Майя еще ни разу не была в городе и знала о городах только понаслышке. Ей даже в Вилюйске никогда не приходилось бывать.

Дорога шла по чистому полю, пересеченному глубокими оврагами и продолговатыми озерами. С правой стороны виднелись покрытые снегом юры в высоких лиственницах. Вокруг деревни простиралось снежное поле.

— Тулагино-Кильдемцы, — сказал Федор.

— А до города еще далеко?

— Далеко.

Лошадь, фыркая, шла тихой рысью. По открытой, чистой поляне гулял ветер, сдувая снег. Местами видна была черная земля с жидкой, убогой высохшей травой.

«До чего тощая здесь земля, — подумала Майя. — Не сравнить с нашими, вилюйскими полями».

Вскоре они пересекли узкую речку с высокими обрывистыми берегами и выехали на ровную возвышенность. Впереди показалось большое, селение.

«Это, наверно, город», — подумала Майя.

Федор, как будто угадал мысли Майн, сказал:

— Это Мархинское селение. Отсюда до города меньше мили.

Въехав в селение с северной стороны, они поехали по узкой улице вдоль речки до деревянного моста. За мостом Федор, показав на юго-восток, спросил у Майи:

— Видишь вот то серое облако?