— Вижу.

— Это город.

Федор погнал коня рысью, что-то напевая под нос.

— Федор, — прервала его Майя, — ты где увидел город?

— Да вон, видишь облако?

— Как же город может быть на облаках? — удивилась Майя, а сама подумала: «Уж не подшучивает ли надо мной муж?»

— Это дым из труб сбился в облако, — объяснил Федор.

Дома в городе были такие же, как и в деревнях, по которым они проезжали. И тоже стояли по обе стороны санной дороги. И только дальше, по левой стороне улицы возвышались два двухэтажных каменных дома. Майя, удивленно глядя на каменные громады, шепотом спросила:

— Это тоже городские дома?

— Да, — тоном бывалого человека ответил Федор. — Это новые каменные дома винной монополии.

А что такое винная монополия и с чем ее едят, Федор сам не знал.

Оставив Майю в канцелярии мирового судьи, Федор повел коня к Ивану Семеновичу.

Сквозь замерзшие окна в канцелярию плохо проникал дневной свет, и в комнате стоял полумрак. Здесь уже сидело несколько мужчин, ожидая вызова господина судьи. Низкорослый мужик с черной бородой, похожей на намордник, собрал вокруг себя всех, кто был в комнате, и рассказывал какую-то историю.

Майя присела на пустую скамейку и тоже собралась слушать. Но в это время распахнулась дверь и в канцелярию вошел человек в волчьей дохе. Он неторопливо снял доху и повесил на гвоздь. Это был Яковлев.

Лицо Майи — она сразу узнала Яковлева — вспыхнуло от испуга.

— По какому делу приехали, Егор Николаевич? — спросил у Яковлева бородач, сидящий напротив Майи.

Яковлев молча прошелся по комнате, всматриваясь в лица мужиков. Его взгляд остановился на Майе… В глазах Яковлева вспыхнула злоба.

— Да вот вызвали из-за какого-то пустяка, — небрежно сказал он и сел.

Из кабинета судьи вышел столоначальник:

— Мария Владимирова здесь?

— Здесь, — сказала Майя и не услышала своего голоса.

Майя не помнила как вошла в кабинет судьи. Судья пригласил ее сесть у стола и скороговоркой прочитал ее прошение, составленное Эховым.

— Это правда? — спросил судья.

— Правда, — ответила Майя.

— Пригласите господина Яковлева, — распорядился судья.

Яковлев вошел с независимым видом, за руку поздоровался с судьей. Судья показал на стул, стоявший рядом с Майей, приглашая сесть. Яковлев постоял с минуту в нерешительности и сел, не глядя на Майю.

— Вы знаете этого человека? — спросил судья у Майи.

Майя даже не посмотрела в сторону Яковлева.

— Еще бы не знать, — ответила она. — Я у него батрачила целый год. Работала на сенокосе, чистила хотон от навоза.

За другим столом сидел писарь и записывал ответы Майи.

Судья насмотрел на Яковлева и вежливо спросил:

— А вам, Егор Николаевич, приходилось встречаться с этой женщиной?

Яковлев посмотрел на Майю, будто вспоминая, видел он ее раньше или нет, и с оттенком пренебрежения ответил:

— Да, видел ее раза два.

— И только? Это верно, что она служила у вас батрачкой?

Яковлев развел руками, делая вид, что он не понимает вопроса.

— Кто отец этой женщины, вам известно? — сыпал вопросами судья.

Яковлев заерзал на стуле, словно колонок, попавший в черкан, и стал как будто ниже ростом.

— Отец?.. Нет, не известно… Это жена моего приемного сына… Жили они у меня около года… Я собирался отделить их, но они вдруг исчезли из дому… Ничем они у меня не были обижены. — В голосе Яковлева было недоумение и порицание, обращенное к Майе и Федору, которые оказались такими неблагодарными.

Судья строго посмотрел на Яковлева:

— Вы говорите, что не знаете родителей этой женщины. Как же вы женили на ней своего приемного сына, не поинтересовавшись, кто ее отец, и мать?

— Как, то есть, не поинтересовался?.. Я был один раз у ее родителей.

— Отлично, — сказал судья, — тогда вы должны знать, как фамилия родителей жены вашего приемного сына, к какому сословию они принадлежат и где живут?

— Фамилия — Харатаевы… Живут они в Средневилюйском улусе, — бесстрастным голосом ответил Яковлев.

— Посмотрите-ка теперь на эти бумаги, — судья развернул перед Яковлевым фальшивые векселя, — особенно на печати, и потрудитесь вспомнить, в какой связи эти фальшивки были изготовлены и что за этим последовало. Только правду, потому что судье уже все известно.

Яковлев побледнел, глаза его испуганно забегали, как у пса, на которого замахнулись палкой. Он долго мямлил, путал, наконец сознался во всем: и как Майя отвергла сватовство его сына Федорки, и как он потом, желая отомстить строптивой невесте и ее родителям, устроил этот брак — людям на посмешище.