— Хочешь к бабушке? — стараясь скрыть слезы, спросила Майя. — Нам бы с тобой хорошо было у бабушки. Бабушка берегла бы тебя, пылинке не дала бы упасть. Она дышала бы на своего внука и радовалась…

Майя взяла ребенка на руки и вышла к отцу:

— Скажи дедушке: «Доброе утро». Ну, поздоровайся с дедушкой!..

Сегодня Семенчик не плакал, только оттопырил нижнюю губу и не сводил с деда черных глаз.

— Отец, — с мольбой в голосе сказала Майя, — если ты любишь меня, забирай нас всех.

Харатаев протянул было руки, чтобы взять ребенка, но, покосившись на Федора и увидев, что тот с любопытством наблюдает, отстранил внука и стал одеваться.

— Ты бы хоть мать свою пожалела. Она совсем извелась, — сказал Харатаев. — Мать не выживет, если узнает, что ты отказалась вернуться.

Майя стояла с сыном и глотала слезы. Федор покачал головой, видимо, желая что-то сказать, но промолчал. Он вышел, тихо прикрыв дверь.

Харатаев в окно увидел, что Федор запрягает его лошадь.

— Майя, последний раз спрашиваю: поедешь?

Майя посмотрела на отца. Перед ней стоял чужой, неприятный старик с дряблым лицом, богач с холодным сердцем, который не умеет ни щадить, ни жалеть.

— Без мужа не поеду, — жестко ответила она и отвернулась.

— Тогда не считай нас своими родителями. Отрекаюсь.

— А у меня никогда и не было отца. — Голос у Майи был низкий, чужой.

Харатаев стал прощаться. Он пожал руку Иннокентию, Ивану Семеновичу и, даже не взглянув на Майю, вышел.

Подойдя к окну, Майя видела, как отец сел в сани, а Федор открыл ворота, как он проехал мимо своего зятя, даже не удостоив его взглядом.

Так рассталась Майя со своим отцом. Его приезд не принес никаких перемен, они с Федором как были, так и остались батраками. Только Ивану Семеновичу приезд Харатаева принес радость. Он развернул перед Майей и Федором бумагу с печатью головы Средневилюйского улуса и торжествующим голосом сказал:

— Теперь господин Яковлев не отвертится. Теперь мы выиграем процесс, вот увидите!

Но Майе и Федору было все равно, выиграют ли они на суде или нет. До приезда отца Майя еще думала: «Я — дочь богатых родителей, не худо кое-кому напомнить об этом». Теперь у нее нет отца, она равная со своим мужем и тоже сирота, как и он.

Ульяна считала дни и часы, ожидая возвращения мужа, и терзалась, что не поехала вместе с ним. Своими бы глазами увидела свою кровинушку, своего ненаглядного жаворонка. Ульяна каждую ночь видела Майю во сне то ребенком, то уже взрослой красавицей. Она готова была спать день и ночь, чтобы только видеть эти сны.

Перед сном Ульяна часами выстаивала перед иконами и шептала слова молитвы, которые она тут же сочиняла. Женщина просила бога вернуть в дом ее жаворонка. Если надо, она поставит за это миллион свечей, весь остаток жизни простоит на коленях, молясь богу в благодарность за то, что он не оставил без внимания ее молитвы.

Харатаев вернулся домой спустя две недели. Ульяна уже собиралась спать и, услышав скрип саней, набросила на себя шаль, выбежала во двор:

— Ну что, видел Майю? — Голос у нее дрожал от нетерпения.

Харатаев молча прошел мимо жены в дом и неторопливо стал раздеваться. Всю дорогу он обдумывал, что скажет Ульяне, и ответ у него был готов. Но ему нелегко было его произнести.

— Семен, ты глухой?.. Видел дочку или нет?.. — Ульяна вся тряслась.

Харатаев махнул рукой:

— Нет…

Ульяна опустилась на орон.

— Не она?.. — побледневшими губами прошептала она, глядя на мужа.

Харатаев отвернулся и еще раз подумал: «Не надо ей говорить, что Майя жива. Дочь, которая где-то батрачит, все равно что покойница».

Ульяна упала на орон и забилась в рыданиях.

Вернувшись в Якутск. Иван Семенович не стал откладывать дела и на следующее утро поехал в суд, имея при себе бумагу, заверенную Семеном Харатаевым.

Столоначальник Власьевич на этот раз не проявил никакого радушия, увидев Ивана Семеновича, и не пропустил его к господину судье. Адвокату пришлось вручить свидетельское показание Харатаева столоначальнику. Власьевич прошел с бумагой к шефу и, выйдя из кабинета, сказал, что Ивана Семеновича приглашает к себе судья.