— Что вам? — прошептал адъютант, щуря красные от недосыпа глаза.

— Что с шефом? — спросил я, решив в разговоре с этим прихвостнем избегать титула его хозяина и прочих условностей согласно табелю о рангах, а привнесённое Никитиным в нашу речь слово «шеф» было здесь как нельзя кстати. И несмотря на то, что подпоручик ничего плохого мне не сделал, пусть немного побесится.

Максимилиан украдкой глянул в комнату, а потом ответил:

— Отдыхает.

— Перо и бумагу. Нечего ему отдыхать, — тихо прорычал я, наклонившись к тощему чиновнику, который испуганно забегал глазами и подался немного назад, но всё же собрался с силами и не спрятался…

— Ему не здоровится, — пролепетал Максимилиан.

— Ему ещё больше не поздоровится, если ты не принесёшь писчие принадлежности.

— Вы забываетесь, — прошептал адъютант.

— Ага, — процедил я, и просто толкнул прихвостня внутрь ладонью.

Тот исчез из виду, но судя по тому, что грохота не было, на ногах удержаться сумел. Через пяток секунд дверь снова приоткрылась, и ссутулившийся Макс протянул мне перо, чернильницу-непроливайку и листок писчей бумаги.

— Чернила сам подержи.

Я осторожно, самыми кончиками пальцев механической перчатки взял перо за ручку, прижал ладонью лист к двери и начал, время от времени макая важнейший инструмент летописцев и чиновников в синие чернила, выводить дюймовыми буквами записку, начинавшуюся со слов: «Срочно примите меры».

Пока писал, даже вспотел, ибо делать это в кирасе — верх сложности. А закончив, подкинул перо, поймал его всей пятернёй и с грохотом воткнул дверь. В разные стороны полетели щепки и тонкий наконечник железного пера, помятый ударом до полной негодности, а лист остался висеть, пригвождённый обломком дорогого красного дерева.

— Макс, что там случилось? — сразу раздался изнутри сонный голос барона.

— Господин Тернский случился, ваше превосходительство.

— Чего хочет?

— Передал корреспонденцию-с, — невозмутимо, насколько это было возможно, ответил адъютант.

Я ухмыльнулся и протопал к кабинету, который осторожно открыл. Внутри царил серый утренний полумрак, а посредине комнаты спиной ко мне стояла обнажённая Ольга, прижимая к груди шёлковую нательную рубаху. Она словно специально ждала меня вот такая, прекрасная и соблазнительная, сделавшая при моём появлении пол-оборота на кончиках пальцев. И лишь белая кружевная подвязка, за которую был заткнут золочёный двухзарядный пистолет да нательный крестик на шёлковом шнурке, были на ней контрастными украшениями, шедшими ей больше, чем иные бриллианты и злато с серебром. Та моя часть, что Евгений, хотела сделать тонкий комплимент, но вмешался Марк Люций. Губы растянулись в хищной улыбке, а после я подошёл к Ольге и осторожно сжал тонкие белые плечи в тисках механических перчаток.

— Гемма дигнус император. Драгоценный камень, достойный императора, — упали тихие слова.

— Только лишь императора? — с лёгкой усмешкой спросила она.

— А чем я хуже? — ответил я, притянул Ольгу к себе и легонько поцеловал в сочные тёплые губы.

— Ты ведь сейчас тот, другой, — произнесла супруга, глядя мне в глаза, которые сейчас наверняка были карие, в противовес голубым очам Евгения.

С лёгкой усмешкой я кивнул.

— А как же Евгений?

— Ты нас не разделяй. Мы одно целое, мы просто разные грани одного и того же Марка Люция Евгения, — с улыбкой ответил я и отпустил супругу.

— Синяк будет, — со вздохом поглядев на плечо, произнесла она.

— Его никто, кроме меня, не увидит, — ответил я и дёрнул за тросик раскрытия кирасы. Время не ждало, и потому нужно было быстро смыть с себя пот и облачиться в выходной костюм-тройку. Ольга перехватила мой взгляд, ставший серьёзным, и с улыбкой хищницы, из когтей которой не смогла вырваться причитающаяся по закону добыча, ускользнула за раскладную ширму.

Через четверть часа я был готов и прилаживал шляпу-котелок, а после взял со спинки стула чёрные перчатки и подхватил электрическую трость, проверив заряд. Револьвер и без того был в потайной кобуре, рядом с тремя склянками, извлечёнными из патронов «бластера». Ольга не отставала от меня, облачившись в платье цвета кофия с глухим воротом, а на голове красовалась широкополая шляпка с пышным белым пером. От супруги пахло дорогим парфюмом.

Вниз мы спустились, держась рука об руку. В гостевом зале нас уже ждали Сашка и Могута с гриднями, все одетые в солдатские шинели. Пришлых вооружили пехотными винтовками с примкнутыми штыками. Сейчас оружие было завёрнуто в широкие холстины и перемотано бечёвкой, дабы не смущать встречных горожан. Сама по себе мосинка с катушкой электрической перезарядки была рассчитана на рекрутов из глухих деревень, и настолько проста, что освоить её мог любой буквально за полчаса. Разумеется, для точной стрельбы на средней и большой дистанции требовалось долго учиться, но просто направить ствол в сторону врага и нажать на спусковой крючок, паля в упор, был способен любой, если он не полнейший идиот, а гридни Огнемилы таковыми не были.

Я выкатил электромобиль, усадив Ольгу на переднее сидение рядом со мной, а Сашка с Могутой устроились на заднем. Остальные вскочили на подножки, держась за дверцы. Авто изрядно просело и жалобно загудело электрическим мотором, но всё же покатилось вперёд. Не зря я брал дорогую вещь, обычный электромобиль либо сломался бы, либо просто застыл на месте с перегоревшими от чрезмерной натуги предохранителями.

До полицейской управы, расположенной рядом с вокзалом, катились долгие десять минут. Авто я остановил не возле нужного здания, а в переулке, где спешился и вместе с Ольгой и Никитиным направились к дубовой двери под большой надписью «Полиция».