Всех интересовало, где же взяла свою розу Вальве Кальм, и дочь торговца это довело прямо-таки до слез. Кто подарил розу Вальве? Может быть, у нее какая-то скрытая любовь, тайный поклонник? Сама Вальве не раскрывала секрета своей розы, она только лукаво и торжествующе улыбалась, и ее подруги невольно решили: «Да, пожалуй, это скрытая любовь, только она может принести столько радости молодой девушке».

Велико же было их удивление и разочарование, когда в тот самый день загадка эта раскрылась самым земным и прозаическим образом. Радость окончания школы в конце концов обернулась печалью и вселила в сердца какую-то нежданную пустоту. Словно сговорившись, все оглянулись в сторону церковной ограды, за которой были обомшелые кресты и столетние надмогильные холмики. Девушки сошли с дороги и двинулись на кладбище — искать там утешения. Едва они дошли до ворот кладбища, как появилась горничная пастора и отозвала прейли Кальм — на два слова. Когда та отошла в сторонку и прочие медленно потянулись по тропе, все расслышали, как горничная чуть ли не в полный голос спросила у Вальве:

— Ну-ка, прейли, кто произвел больший фурор, вы или прейли Казе? Госпожа пасторша больно уж хочет это знать.

— Скажите госпоже пасторше, что роза прейли Казе ничто по сравнению с моей. Это так разозлило прейли, что — видите, она даже не пошла с нами, отправилась домой вся в слезах.

— Неужто? — удивленно воскликнула горничная. — Даже заплакала!

— Она, видно, думала, что роза будет только у нее, и вдруг — у меня тоже!

— Вот обрадуется наша госпожа, когда узнает это! — сказала горничная. — Ведь госпожа так любит свои розы, точно у них есть душа.

И всем стало ясно: роза Вальве выросла в пасторате. Ирма очень удивилась, как это она не догадалась сразу, она же знала, каковы отношения между Кальмами и пасторской семьей. Удивилась и дочь пекаря, ей ли было не знать, что когда что-то затевается в доме аптекаря, в пасторате не сидят сложа руки. И — наоборот.

Думать так было, конечно, некрасиво, к тому же и несправедливо. Все это поняли, когда Вальве Кальм совсем уже открыто объявила, как оказалась у нее на груди роза госпожи пасторши. Госпожа пасторша сама выбрала самую красивую из роз и сама же, своей рукой, ее приколола. Подумать только, что она при этом сказала! А сказала она вот что: «Да будет эта роза у барышни Кальм в знак того, что господь бог и добрые люди не забывают ее в роковые часы». Именно так было сказано госпожой пасторшей, когда она своей рукой прикалывала розу у Вальве на груди. И все согласились с тем, что это были прекрасные и значительные слова.

Ирма повторяла эти слова и про себя, когда возвращалась одна домой. Погода стояла теплая, солнечная. На небе не было видно ни облака. Лишь когда она миновала дома поселка и взошла на холм, откуда открывался вид на поля, на юго-западе показались редкие облачка — такие безмятежные и мирные, что Ирма ощутила щемящую боль в груди. Никогда еще не чувствовала она, чтобы далекие купы облаков, там и сям обрамляющих голубой небосклон, такой болью отзывались в сердце, будто в нем зарождалась первая любовь.

С щемящим сердцем пришла она домой, забыв напрочь, что сегодня день, который она ждала с такой великой тоской, словно перед нею должны раскрыться ворота вселенной.

— Что же ты не радуешься, дочка, ведь школу окончила! — сказала мать.

— Эх, мама, от радости грустно делается, — ответила Ирма.

— Откуда у тебя эта роза?

— Роза? — рассеянно спросила дочь, как бы не поняв; она совсем забыла о ней. — Ах, эта? Да так, шутки ради.

— Кто тебе ее дал?

— Я сама взяла, — ответила Ирма.

— Где же это розы можно так запросто взять? — спросила женщина.

— У дороги на земле валялись, — ответила ей дочь. — Много было, я их подругам раздала, только одну оставила себе.

— Ой и врешь же ты, — сказала мать.

— Сущую правду говорю.

— Как же эти розы туда попали? — Мать разбирало любопытство.

— В том-то и дело, как они туда попали… — задумчиво произнесла Ирма.

— Без Ээди не обошлось? — спросила мать.

— Конечно.

— А он откуда их взял?

— Привез из города на велосипеде… мне привез, — объяснила Ирма.

— И ты не взяла у него?

— Он требовал за них слишком многого.

— А потом бросил на дорогу, да?

— Бросил к моим ногам и умчался на велосипеде.

— А ты потом, значит, все же подобрала их с земли?

— Подобрала и раздала подругам, только одну себе оставила, да и то потому, что он под конец предложил их мне просто так, ничего не требуя взамен.

— И все же ты не взяла из его рук? — удивилась мать.

— Он сказал, что дарит в шутку! Привез их только шутки ради! А что я — посмешище ему?!

— Ну, ты еще ребенок, глупая! — воскликнула мать. — Учись, зубри полжизни, а умнее не станешь. Все еще дитя. Когда парень делает что-нибудь в шутку, он думает всерьез. Когда твой покойный отец был молод, он так много шутил, что я и не заметила, как дело пошло всерьез. Так и с парнями. Не могу я понять, что ты имеешь против Ээди.

— Он пьяница, — сказала Ирма, но так, будто сама не верила своим словам.