— Есть, командир. Здоровенный канат.

— Ну ладно. Разгерметизируем машину, откроете выход из своей кабины в

бомбовый люк, не снимая — смотрите! — парашюта, обвяжитесь канатом и

лезьте потихоньку. Кормовому механику обкрутить веревку вокруг стойки и все

время выбирать слабину.

И молодец электрик, обвязавшись канатом, полез в открытый бомбовый

отсек! Представьте себе, что это означает: отсек величиной с добрую комнату

отличается от нее прежде всего тем, что.. не имеет пола! Точнее, его «пол»

сейчас, разделившись на две половины, весь раскрылся наружу. Под ногами у

человека, медленно пробирающегося лицом к стенке по оставшемуся узкому

карнизу, многокилометровая пустота, за которой где-то глубоко внизу в

полупрозрачной дымке лежит земля. Идти трудно — бушующий воздушный

вихрь норовит оторвать смельчака от мелких реечек, уголков

225

и вырезов в конструкции, за которые он цепляется, Тянет назад тяжелый

парашют.. Хорошо, конечно, что он есть, но все равно сорваться и полететь вниз

очень не хочется! Одно дело — тренировочный прыжок. Там заранее

настраиваешься на него, да и парашютов два: основной и запасной,— и совсем

другое дело сейчас.

Наконец концевые выключатели осмотрены и. . найдены в полной

исправности. Причина не в них.

Она выяснилась лишь после посадки, эта причина.

Буквально накануне вылета нам на корабль посадили «варяга» —

специалиста по радиолокации. Поначалу я инстинктивно воспротивился: любые

изменения в составе экипажа перед ответственным полетом воспринимаются

летчиками без особого восторга. Но эта первая и, как показало дальнейшее, вполне правильная реакция оказалась недостаточно стойкой.

Меня убедили. Мне сказали, что оператор радиолокационной установки —

большой специалист своего дела и, наверное, окажется полезным в дальнем

перелете; к тому же он будет смирно сидеть в отведенном ему отсеке и ничего, кроме специальной радиолокационной аппаратуры, не касаться. Возражать было

трудно, да и попросту не было времени — повторяю: до вылета оставалась одна

ночь. И я упустил из виду, что в операторском отсеке, о котором шла речь, среди

десятков кнопок и тумблеров есть один — всего один! — имеющий отношение не

только к локационной аппаратуре.

Это был, как, наверное, уже догадался читатель, тумблер открытия люков

бомбового отсека!

Непривычный к длительным полетам, тем более в атмосфере, временами

очень неспокойной, оператор чувствовал себя далеко не блестяще. И, выворачиваясь наизнанку в своей тесной, темной каморке, сам не за-» метил, как

задел злосчастный тумблер..

Сколько уроков получил я сразу!

Надо быть непробиваемо неуступчивым, во всяком случае, во всем, что

касается полетов.

Надо тщательнейшим образом инструктировать и готовить к выполнению

задания каждого члена экипажа в отдельности, ибо никогда не возможно

переоценить, сколько может напортить в полете один-единственный человек, даже при безукоризненной работе всего остального экипажа.

226 Надо детально знать не только свое рабочее место, но и рабочие места всех

своих спутников.

Надо активно интересоваться их самочувствием, на дожидаясь собственных

признаний «страдающих».

Много еще надо, чтобы быть настоящим, полноценным, безукоризненным

командиром корабля. .

Полет «четверки», совершенный в тот же самый день, прошел гораздо

удачнее. И погода на восток от Москвы оказалась лучше, чем в южном

направлении. И техника не преподнесла никаких сюрпризов. Не мудрено, что и

результаты получились разными.

— В сущности, ваш полет в некотором смысле очень полезен, — деликатно

сказал мне Макс Аркадьевич Тайц, руководивший обработкой и анализом

результатов этих испытаний. — По нему мы можем судить, какова будет

дальность «Ту-четвертого» в самых что ни на есть неблагоприятных условиях.

Хуже, чем у вас, они навряд ли у кого будут.

Мне очень хотелось этому верить. Иначе какой смысл было продолжать

полет после того, как мы, не имея антиобледенителей, попали в интенсивное