гарнитуре.

Но все понимали, почему Рыбко не торопится менять свой комбинезон на

новый. Тот же Борис Осипчук выражал твердую уверенность, что так было во все

времена и у всех народов. Он в лицах изображал, как, по его предположению, перед ответственным ры-278

царским турниром при дворе короля Артура какой-нибудь сэр Ланселот

подвергался настойчивым уговорам своего оруженосца:

— Ваша светлость! Извольте новые латы надеть. Королева Джиневра будут-с. А у вас, извините, на щите заплата приклепана и кольчуга, обратно, в дырках..

Разумеется, сэр Ланселот оставался непреклонен, и его ответ своему верному

оруженосцу Осипчук, несколько выпадая из стиля изображаемой эпохи, излагал в

выражениях весьма энергичных и вполне нам современных..

Чем-чем, а уж никаким суеверием здесь, конечно, и не пахло.

ВЧЕРА ЭТО БЫЛО ЭКЗОТИКОЙ

Широкая, почти во весь горизонт, призрачная тень, ритмично мелькая, метет

по небу над моей головой.

В такт этим мельканиям раздаются гулкие, прослушивающиеся даже сквозь

шум мотора хлопки — будто кто-то вытряхивает огромное одеяло. Дрожит и как-то не по-самолетному покачивается кабина. Даже ручка управления в моей руке

дышит не так, как всегда.

Я лечу на вертолете.

Точнее, на геликоптере: тогда, в сорок девятом году, слова «вертолет» еще не

существовало. И тень над моей головой принадлежала не несущему винту, как

сказали бы сейчас, а ротору.

Но не терминологические проблемы занимали меня в тот момент: справляться с этой маломощной, тихоходной, небольшой по размерам машиной

оказалось куда более хитрым делом, чем можно было ожидать. Во всяком случае, попотеть при этом пришлось гораздо больше, нежели на реактивных

истребителях, тяжелых бомбардировщиках и едва ли не всех остальных

летательных аппаратах, на которых мне доводилось летать до этого...

279 Сейчас, когда пишутся эти строки, вертолет прочно вошел и в народное

хозяйство, и в арсенал оборонной техники, и, можно сказать, во весь наш быт.

Нет нужды рассказывать о применении вертолета в транспортной и

санитарной авиации, в арктических, антарктических и всяких иных экспедициях, в разведке полезных ископаемых — иначе говоря, повсюду, где подступиться к

цели удобнее всего с воздуха, а посадочных площадок нет, и строить их

невозможно (или нерационально).

Понадобилось заменить поврежденные во время войны перекрытия крыши

Екатерининского дворца в Пушкинском парке, да притом заменить так, чтобы

обойтись без вырубки окружающих дворец вековых парковых деревьев — тех

самых, которыми когда-то, может быть, любовался Пушкин! И эти исторические

деревья удалось спасти. Удалось с помощью мощного двухмоторного вертолета

— «летающего вагона», использованного в роли воздушного крана. С его легкой

руки (если, конечно, позволительно назвать такую руку легкой) и пошло в нашей

стране использование вертолетов в строительстве, прокладке трубопроводов, установке опор электропередач.

Не следует, однако, рассматривать вертолет как самоновейшее изобретение

послевоенных лет. Еще задолго до начала войны в Центральном

аэрогидродинамическом институте (ЦАГИ) существовал специальный отдел

особых конструкций — ООК, занимавшийся изучением и конструированием

винтокрылых летательных аппаратов.

На созданных под руководством его ведущих работников — И. П. Братухина, А. М. Изаксона, Н. И. Камова, В. А. Кузнецова, В. П. Лаписова, Н. К.

Скржинского, А. М. Черемухина — машинах успешно летали летчики-испытатели А. П. Чернавский, С. А. Корзинщиков, Д. А. Кошиц (известный в те

годы не только как сильный летчик, но и как редкого остроумия человек, неизменный радиокомментатор и конферансье на всех довоенных празднованиях

Дня авиации в Тушине), В. А. Карпов и другие.

Кстати, свое знаменитое изречение о том, на чем должен летать настоящий

летчик-испытатель, Сергей Александрович Корзинщиков изрек как раз после

очередного полета на винтокрылом аппарате, явно относя

280

его к категории предметов, которые, «вообще говоря, летать не могут».