неузнаваема! Резко улучшились ее маневренность, скорость — в общем едва ли

не все боевые качества.

Именно на этой комбинации самолета и мотора родился прославленный

истребитель Ла-5. Недаром в боях над Курской дугой, где наша новинка впервые

была применена в широких масштабах, гитлеровцы быстро разобрались, что к

чему, и не раз в эфире можно было слышать тревожные голоса их постов

наведения:

— Achtung! Achtung! La-funf! La-funf in der Luft! (Внимание! Внимание! Ла-5! Ла-5 в воздухе!)

Да, мотор АШ-82 — спасибо его создателям во главе с главным

конструктором А. Д. Швецовым — оказался очень удачным. В дальнейшем он

был установлен не только на истребителях, но и на фронтовых

бомбардировщиках «Туполев-2», дальних бомбардировщиках «Петляков-8» и

многих других самолетах, И в послевоенное время тот же мотор, незначительно

модифицированный, стоял на пассажирских самолетах Ил-12 и Ил-14, составлявших основу самолетного парка нашей гражданской авиации, а также на

вертолетах Ми-4, столь же широко распространенных.

Долгая и славная жизнь получилась у этого мотора. Но, как едва ли не любая

машина, при всех своих положительных качествах поначалу он был совсем

«сырым».

Это, пожалуй, более кулинарное, чем техническое, выражение означает, что

мотор в то время не вышел еще из периода, в течение которого продолжали

«выползать» скрытые в нем дефекты. Чтобы устранить их, потребовалось

оперативно изобрести и внедрить немало мелких и крупных

«усовершенствований. Это называется — «довести» объект.

А в ходе доводки неизбежно и закономерно возникают многочисленные

неприятности: от какого-нибудь сравнительно безобидного подтекания масла

138

из-под местной неплотности и до, увы, таких номеров, как разрушение

ответственных частей мотора!

«Лавочкин-5» был нужен срочно — к началу летней кампании, — и его

доводка шла широким фронтом, на нескольких машинах одновременно, благо к

этому времени едва ли не все разлетевшиеся в сорок первом году по фронтам и

дожившие до середины войны летчики-испытатели были отозваны назад в тыл на

свою довоенную работу. Впрочем, «довоенной» ее можно было назвать лишь

весьма условно: испытывалось не то, а главное, не так, как раньше, в мирное

(казалось, оно кончилось тысячу лет назад) время.

* * *

В день, о котором идет речь, я с самого утра успел сделать один полет, заполнил полетный лист, подождал, пока осмотрят и заправят бензином мой

истребитель, и снова ушел на нем в воздух.

Через несколько минут машина резво вынесла меня на нужную высоту. Я

развернулся носом к аэродрому и с небольшим «прижимом» — снижением на

сто-двести метров для более энергичного разгона скорости — вывел самолет в

режим горизонтального полета. Площадка началась.

Все протекало нормально. Стрелка высотомера дрожала у одной и той же

цифры. А стрелка указателя скорости вначале поползла было по циферблату, но

вскоре и ее движение замедлилось, стало почти невидимым: еще немного, и

установится постоянная — весьма солидная по тем временам — скорость.

Рев мощного мотора, звенящий звук винта, превратившегося в прозрачный, едва видимый диск, свист плотного, очень материального воздуха, обтекающего

плексигласовый фонарь моей кабины, — весь сложный звуковой аккомпанемент

полета был таким же привычно бодрящим, как всегда.

Новинка того времени — непрерывная двусторонняя радиосвязь с землей —

позволяла слышать переговоры командного пункта с находящимися

одновременно со мной в воздухе товарищами: Расторгуевым, Югановым, Якимовым. Кто-то выруливает на взлет, кто-то докладывает об окончании

задания, кто-то просит посадку...

139 Глубоко внизу, под крылом, проплывает в разрывах облаков и быстро

остается за хвостом самолета наш аэродром. Взглядываю на часы — прошло

четыре минуты, это почти половина площадки. Что ж, едем дальше.

И вдруг — будто в нутро мотора подбросили какой-то посторонний, громоздкий, твердый предмет! Подбросили куда-то под самые шатуны, вращающие со скоростью двух тысяч четырехсот оборотов в минуту массивный