— А где найти для них лучшее место? — обиженно нахмурился Нестор. — Приемочный пункт чайного листа — это зеркало всей нашей работы.

— Погоди, погоди, не преувеличивай, Нестор! — улыбнулся председатель.

— Он не преувеличивает, — вступился за Нестора Платон. — Здесь видно и качество и количество работы. Значит, здесь видно, как трудится народ. Поглядишь на корзины, и словно в зеркало заглянул…

— Против этого я не возражаю, дорогой Платон, — уступил гостю председатель. — А теперь прошу, поедемте со мной. Надо же вам отдохнуть с дороги.

— Нет, мы хотим сперва повидать Майю, — сказала Мариам, услышав доносившийся с плантации звонкий голос Майи. Мариам узнала бы этот голос среди тысячи других голосов. На мгновение она забыла, для чего приехала сюда. Сейчас Мариам думала только о том, как прижмет к груди свою милую вострушку, как заглянет в ее умные родные глаза…

Ливню надоело плясать на одном месте, он устремился в сторону гор. Вскоре над плантацией, над морским побережьем заголубело необыкновенно чистое, словно промытое в семи водах, небо.

— Ладно, пойдемте сначала к Майе. Заодно я покажу вам наши водоемы для хранения воды.

Нестор поручил весы своему помощнику и тоже пошел с гостями. Впереди шли Сардион, Ясон и Мариам, за ними — Платон и Нестор. Дорога была скользкая, на чайных кустах, словно бусы, блестели дождевые капли.

Мариам внимательно разглядывала хорошо взрыхленную землю. Почва жадно впитывала влагу. Все кусты были аккуратно подрезаны, имели полуовальную форму.

"Вот какие результаты дала подрезка боковых веток, — думала Мариам, — намного увеличилась крона куста. А ведь в самом деле — почему боковые ветки не должны давать флеши? Это же слепому видно, что такой куст даст значительно больше листа… Но об этом догадалась Майя, а не я… Моя Майя, моя дочурка…"

Сардион читал на лице Мариам ее мысли. Некоторое время он молча шел рядом с ней — не хотел ей мешать. Когда же Мариам не стерпела и с явным восхищением склонилась над одним особенно удачно подрезанным кустом, председатель сказал:

— Все были против подрезки боковых веток. Даже наш агроном. Но Майя настояла на своем. Ради дела она не посчиталась ни с кем: ни со старшими, ни с младшими. Вы бы только послушали, как на бюро райкома она отчитала своего мужа. "Ты, мол, товарищ агроном, дальше своего носа ничего не видишь…" Она сумела тогда убедить всех, что боковые ветки будут давать такую же флешь, как и верхние. Секретарь райкома тут же подсчитал, насколько возрастет урожай от подрезки боковых веток, и получилась прямо астрономическая цифра…

— Это очень похоже на нашу Майю. Она всегда была такой.

— Ну вот мы и на участке Майиной бригады, — сказал Сардион. — В прошлом году к нам влился соседний колхоз. "Цискари". Эта плантация принадлежала самой отсталой бригаде цискарцев. С трудом собирала она по две тысячи килограммов. Колхозники в один голос твердили: "Бригадир не годится, требуем — замените бригадира". Обсуждали мы на правлении, кого поставить бригадиром. Кому ни предлагали — никто не хочет. Зачем, мол, добровольно в петлю лезть, имя свое позорить? И вот неожиданно для всех Майя говорит: "Если доверяете, дайте мне эту бригаду". Сначала никто не хотел ей верить, думали — шутит. А она говорит: "Чему вы удивляетесь? Я не боюсь работы. А там нужна работа. Бригадой, где все налажено, всякий может руководить". Нашлись такие, которые пытались отговаривать Майю: "Для чего тебе это? У тебя же слава и почет, а с бригадой это все можешь потерять". Особенно недоволен был Майин муж. Он прямо-таки набросился на нас: "Зачем вы ее губите? Ведь она обещала на следующее совещание прийти с новыми достижениями. Вы же ей даете самую отсталую бригаду, где на плантации в двадцать гектаров не найдешь и одного приличного куста". Майя и тут не уступила. У них вышла серьезная размолвка с мужем. Честное слово, я побаивался за эту молодую семью. Это ведь не шутка, когда муж с женой в разладе.

…Председатель не мог знать того, о чем говорили Майя и Георгий, возвращаясь с собрания в ту памятную ночь. А было так.

Близилась полночь. Майя и Георгий шли глухим проулком. В деревне царила глубокая тишина.

— Майя! — обратился к ней Георгий, до того долго молчавший: — Послушай меня, Майя, что ты наделала, зачем впуталась в эту историю? Я не могу понять, почему ты пошла на это, что принудило тебя? Зачем ты подвергаешь себя такому риску, губишь свое будущее, свою славу?

— Славу? — Майя посмотрела на мужа, но в темноте не было видно его лица. — Мою славу? — повторила она упавшим голосом. — Как смешно и нелепо звучит это слово и как оно неуместно сейчас, Георгий.

— Я не могу подыскать другого слова, Майя. Ты помнишь о своем обещании? Ведь ты должна оправдать доверие, ты не захочешь опозориться перед народом! — Не дождавшись ответа Майи, он продолжал: — У тебя голова закружилась от успеха, ты не знаешь, за что взяться. Очнись, Майя, я не хочу, чтобы ты рисковала. На кой черт далась тебе эта отсталая бригада? Ты отказываешься от своей бригады, лучшей во всем районе, и просишь… — от волнения он запнулся.

— …бригаду, которой нужна помощь, которую надо поставить на ноги, — продолжала за него Майя, — дальнейшее существование которой в таком виде — позор не только для нашего колхоза, но и для всего района. Неужели человек должен браться только за такие дела, где его завоеванной славе не грозит никакая опасность? Так, по-твоему, Георгий?

— Но, Майя, почему именно ты должна идти в эту отсталую бригаду, а не кто-нибудь другой? Ты ведь сама видишь: все наотрез отказываются.

— Почему же туда должен идти кто-то другой? — Майя теперь говорила быстро, не переводя дыхания, словно давно накопившиеся чувства нашли наконец выход. — Георгий, Георгий, неужели это твои слова, неужели это ты говоришь?

— Майя, — смутился Георгий. — Майя!

— Замолчи, замолчи же! — воскликнула сдавленным голосом Майя. Открыв калитку, она бросилась к дому.