— Получила? — засмеялся Элгуджа Цискаришвили. — Держала бы лучше язык за зубами.

— А ты и рад! Из кожи лезешь, чтобы ей приятное сделать! — выместила злобу Лия.

Но Элгуджа уже не слушал ее, погруженный в свои мысли: Мзия сказала, что в институте будет учиться еще лучше… Как же так? Она ведь не собиралась поступать в институт?

— Что мне не ставят пятерок за красоту, это я и сама прекрасно знаю, — не унималась Лия. — А вот тебе, Элгуджа, Мзиины пятерки прямо-таки зарез! Если б не Мзия, медаль досталась бы тебе! А теперь улетает в Тбилиси твой журавушка, и поминай как звали! Напрасно старался, напрасно из кожи лез!

Элгуджа молча отошел от Лии. "Улетает в Тбилиси твой журавушка". Почему же она моя? Разве мы когда-нибудь давали повод для таких разговоров?"

И Элгуджа вдруг понял, что чувство, которое птицей трепетало в его сердце и было ему самому непонятно, уже замечено другими. "Иначе не сказала бы Лия… А вдруг Мзия и в самом деле уедет в Тбилиси и я ее потеряю? Но, может, я зря мечтаю о ней, может, она и впрямь журавль для меня, далекий журавль в небе?"

Элгуджа выбежал на балкон школы — Мзии там не было. Он сбежал по лестнице во двор, обошел здание — ее не было и там.

Небо затянуло свинцовыми тучами, в любую минуту мог хлынуть дождь.

Может, ушла домой? Поспешила, чтобы не испортить новое платье? Как оно идет ей, это зеленое платье! Оно к лицу ей больше, чем все другие… Ах, глупости, ей все платья к лицу, даже простые, ситцевые… А ведь я никогда не говорил ей об этом, ни разу не сказал ни единого слова. А Мзия любит похвалу, любит, чтобы на нее обращали внимание. Но разве она не знает, что мне все, все нравится в ней, и даже вещи, которые принадлежат ей? Нет, она не знает этого. Надо увидеть ее сейчас же, сказать ей обо всем!

Элгуджа решил напрямик, через дворы и сады, добежать до моста и там, на окраине поселка, перехватить Мзию. "Но ведь сейчас меня вызовут для вручения аттестата? Как же быть? Нельзя уйти! Ах, к черту все! К чему мне аттестат, зачем мне вообще жизнь, если Мзия уедет в Тбилиси!"

Элгуджа вышел за ворота, оглянулся — не следит ли кто за ним, и пустился бежать.

Вскоре он уже пробирался между рядами высокого подсолнечника, растущего в долине реки Броцеулы.

"Надо отговорить Мзию ехать в Тбилиси. Если она уедет, я потеряю ее навеки", — твердил себе Элгуджа.

Молния, сверкнувшая в небе, огненным мечом вспорола почерневшие, разбухшие тучи. По широким блестящим листьям подсолнуха глухо забарабанили крупные, тяжелые капли.

"Вдруг Мзия забежит к знакомым, чтобы переждать дождь?" — испугался Элгуджа. С моста он окинул взглядом дорогу — на ней никого не было. Под мостом весело шумела речка, катя пенистые волны. Элгуджа решил спрятаться под липой у моста и во что бы то ни стало дождаться Мзию — пусть хоть небо обрушится на его голову.

Под этой липой всегда отдыхали путники. Старое раскидистое дерево укрывало от дождя и палящих лучей солнца. Забредали в тень и пастухи, когда стадо возвращалось с водопоя. Изредка на вершину липы садились ястребы и коршуны, обычно же ветви ее были усеяны стаями воробьев, поднимающих нескончаемый гомон.

Школьники тоже часто собирались под тень этой липы, ствол дерева и скамья из больших тесаных камней были испещрены множеством надписей. Одни надписи были высечены на камне или вырезаны ножом по дереву, другие выведены карандашом.

Как-то раз тайком Лия вырезала на стволе липы: "Мзия — Элгуджа". Увидев свои имена, Мзия и Элгуджа рассердились и вместе с тем обрадовались, но сами не поняли, чем были вызваны эти два различных чувства. Только сейчас Элгудже стало ясно.

Он направился к липе, не обращая внимания на струйки дождя, бегущие по лицу, и вдруг увидел Мзию.

— Ты здесь? — радостно воскликнул он.

— Элгуджа? Откуда ты взялся?! — Мзия удивленно Подняла на него свои большие лучистые глаза.

— Я побежал вслед за тобой, — пробормотал Элгуджа упавшим голосом.

— Побежал за мной? С чего вдруг? Какая беда стряслась? — засмеялась девушка.

"Врагу не пожелаю такой беды", — подумал Элгуджа, но вслух сказать не решился, боясь попасть на острый язычок Мзии. Она подчас была такой едкой, так умела подшутить над человеком, что тому белый свет становился не мил.

Блеснула молния, громыхнул гром. Порывом ветра под липу занесло струю дождя. Это спасло Элгуджу, он чуть было не выпалил: "Или я, или Тбилиси".

Дождевые капли не достали Мзию, но все же она вскрикнула так, словно ее обварили кипятком.

— Заслони, а то платье намокнет! — сердито приказала она Элгудже.

Элгуджа заслонил ее собой от дождя.

— Не дай бог, намокнет мое платье! Его ведь шили специально к этому дню! Нравится оно тебе? — спрашивала Мзия, отлично зная, что платье ей к лицу и что оно нравится Элгудже. — Стоит одной капельке попасть, оно сразу испортится. Такой материал! Подойди поближе, Элгуджа, что ты, как столб, стоишь?