– Почему так думаешь?

– Андала взял меня "по-черному", с требухой. Теперь как минимум лишение зарплаты, конфискация и выселение.

– Не мог морем уйти?

– Против бронекатера! Да он и не в море меня взял. Взял в Чулке, в моем месте. Рюкзак, палатка, бензин. Только примус успел разжечь. Я б не успел добежать до лодки.

– У тебя было до этого?

– Пoгранцы не особо трясли. Было: конфисковывали лодку. За нарушение режима. Но не категорически.

– Андала страшней?

– Андала...

Было ясно, что он пришел за помощью, хотя открыто и не говорил. Еще вчера, нет, позавчера, Суденко ничего бы ему пообещать не мог. Но после вчерашнего... А что было вчера? Ну, поздоровался с Андалой пару раз. Не стоило обольщаться! Однако надежда все-таки есть.

– Попробую тебе помочь.

– Жора! По гроб буду обязан всем.

– Поблагодаришь после.

– Тогда быстрей, - заторопил он.
– Пока не зарегистрировали как пойманную...

Оставив Гриппу возле лодок, вышел под свет лампочки и пошел к караулке один. Поднялся не в помещение, а обошел его по галерее, спустившись к зоне ограждения. Военный, дежуривший здесь, пропустил, не докладывая. Тут был специальный затон, скрытый с моря, где отстаивались сторожевики. Издали различил катер Андалы - по высокой мачте, на которой переключили огни. Вокруг слышалось вспорхивание птиц, отлетавших от шагов, как шел через птицеферму. Наверное, этих птиц недавно привезли - уставших, отбившихся от стай. Боясь наступить, шел медленно. Наткнулся на что-то: лодка, раздавленная, с пробитым дном. Кто-то провел под ноги лучом, чтоб не наступил на человека. Посмотрел: утопленник, давний. Лица не было, пальцы обкусаны по фалангам, как кусает морской зверь. Матрос Андалы, в черной тужурке с меховым воротником, стянутый ремнями, отдал ему честь. Суденко попросил у него закурить, и матрос так поспешно выхватил пачку, что рассыпал папиросы. Нагнувшись, стали подбирать их, недалеко от трупа. Матрос как будто хотел ему что-то сказать, но Суденко не замечал этого - не хотел слушать.

Кто-то остановился рядом, прикуривая, ломая спички. Не поздоровавшись, хотел уйти.

– Толя!

Андала хмуро сплюнул под ноги:

– За рыбачка пришел просить?

– Надо поговорить.

– Обожди...
– Он взял у матроса фонарь.
– Иди за мной.

Спустились к конфискованным лодкам.

Андала тотчас нашел среди них лодку Гриппы и, распахнув трюм, ткнул лучом... Суденко увидел птиц, сваленных в кучу: чирков, гаг и гагар и серых гусей с длинными клювами. Печально смотреть на любую смерть, но в особенности на мертвых птиц, еще недавно летавших в небе, а теперь перепутавшихся шеями, словно удавленных одной рукой, сваленных в мерзкую кучу... Было тут и еще разное: ляжки оленя с лежащей отдельно отрубленной головой; несколько бочек отборных, продушенных специями, омулей, сигов, крупных гольцов. Впрочем, Суденко посмотрел только на птиц. На остальное глянул вскользь.

– А теперь - проси...

Суденко молчал, понимая, что говорить рано. Пусть в Андале выкипит злость, как вода в его самоваре...

– Молчишь?

– Сокола при мне. Он не виноват, с соколом.

– Почему так?

– Мог броситься на человека.

– Брось!
– Андала рассмеялся, выдыхая дым.
– Я никогда не видел, чтоб они бросались. А что топят они в море - ложь! Да он тебе просто затемнил мозги... Ты посмотри, что брал: почти одних гусей, белое мясо... А ведь я, хоть знал, что он гад... я от него ожидал чего-то... Я б знаешь что...
– он вынул из кобуры пистолет, положил на ладонь, - я б его расстрелял на твоих глазах, собственноручно! Если б дали приказ...

– Приказа не будет.

– За природу? Будет! Уже пора давать.

Андала сунул пистолет обратно.

– Толя, верни лодку.

– Ты меня, кажется, просил: не вмешиваться в твои дела, - ответил он. Я тебе обещал. Чего же ты теперь лезешь в мои?

– Это тоже мое дело.

– Если ты просишь за личное, если ты говоришь так...
– его голос зазвенел яростью, - то ты мне враг!

– А теперь скажи: как можно забрать лодку?

– Составим протокол с описью преступления. А лодку-через магазин. Покупай любой, кто имеет право.

– Могу купить я?

– Выкупить для него? Как только он включит мотор, я ее возьму опять. По новой статье.

– Ему надо уехать.

– Вот это правильно. В его интересах... Я ему дал срок до ноля.

– Как же он уедет без лодки?

– А это меня не касается! Хоть круизом вокруг Европы...

– Я эту лодку возьму, - сказал старшина, тоже закипая.
– Верну любой ценой, можешь быть уверен! Но у меня времени в обрез, мне жалко время. Я тебя навел на след, и я тебя прошу в последний раз: продай лодку мне! Закрой глаза, что он уедет. Лучше уступи сейчас, чтоб не делать потом.

– Ничего ты не добьешься, Жора, - ответил он спокойно.
– Вот я сейчас перееду ее катером, и все.

– Вот ты, Толя, сказал, что я тебе враг. Но я стою с тобой. Ты Гришу Ковшеварова возил под конвоем. Не глянул вчера, как он глотал кровь... Так знай! Никогда, ничего я не сделаю для тебя. Если я тебе враг, то и ты мне.

Андала помолчал в темноте, как бы присматриваясь.

Потом сказал:

– Кто же с вами пойдет завтра? Кто будет вас вести? Кто из нас прав, я или ты?

– Толя, уступи!

– Ладно...

Пока Гриппа отлучался, посидел возле лодок на его месте, слушая, как грохочет на берегу разный металлический хлам. Ветер продувал гавань, сбивая снег, который шел редкими струями, приоткрывая огоньки. Какая-то женщина в тулупе, закутанная по глаза, ходила неподалеку, охраняя баржу с вином. Думалось обо всем как-то тускло, невнимательно. Не выходил из памяти утопленник, которого привезли. Нельзя определить точно, не определишь по рукам. Но это мог быть он, Володя Марченко.