Походил среди столов, чтоб выпросить что-либо, чем откупиться от собак. Вокруг было шумно, весело. Несколько человек играли в лото, сдвинув столы. Молодой охотник, который пытался сбить птицу, ходил вокруг игроков, забавляясь тем, что незаметно подкрадывался сзади, прикладывая горящую спичку. Допечь было непросто, так как все были в ватных штанах. Но все же одного старика он не то чтоб допек, а просто утомил своим приставанием, и старик отошел, уступив молодому свою игру. К этому пожилому охотнику Кокорин п обратился за помощью и обнаружил в руке бутыль "Мицне", которую охотник раскрутил, передавая ему, чтоб придать вращение винной струе.

Кокорин, смирившись, выпил.

– Ты что, парнишка? Заблудился?
– спросил охотник участливо.

– Да вот, туман...-пробормотал Кокорин.

– Туман ничего, крепкий.

Охотник оказался не старым, хоть и назвал Кокорина парнишкой, небольшим, даже малого роста, что было заметно в сравнении с его товарищем, который был выше на голову даже Кокорина, с очень красивым, женственным и каким-то грустным лицом. Этот большой охотник вступал в разговор одинаково: "Со всей решительностью..." - и к этому добавлял одно слово и умолкал. Несколько раз он выходил за дверь и вскоре возвращался. По-видимому, что-то его беспокоило, раз ему не стоялось на месте.

Когда он отлучился в очередной раз, Кокорин поинтересовался у его маленького товарища:

– Что с ним?

– Собака заболела, - ответил тот.
– Под дверью лежит, не поднимается. А дома ей еще хуже. Придется усыплять.

– Да вон их сколько! Чего переживать?

– Людей тоже много, верно? А ходишь и ходишь среди них...

– Со всей решительностью: правильно, - согласился большой охотник, возвращаясь, расслышав последние слова своего товарища.

– Ведь люди тоже всякие бывают, - продолжал маленький, который оказался словоохотливым.
– Вот мы приехали раз с женой в незнакомый город. Гостиницы заняты, иди на вокзал. Подошел человек, пригласил к себе. Мы с ним всю ночь проговорили. Вообще люди замечательные. Ну, он говорит: если будет рыба, пришлите. Вернулись, напомнил жене, а она уже забыла о них... Вот какая у меня жена, безразличная к людям, - пожаловался он Кокорину.
– Как будто другие тебе обязаны делать добро, а ты им не обязан.

– Со всей решительностью! Молодая...
– вступился за его жену большой товарищ.

– По молодости и песец дуреет, - согласно кивнул маленький. Помолчал, рассматривая свои широкие ладони, и добавил: - Все ничего, да хуже другое: не хочет детей.

– Почему?

– Тут нужно большое мужество матери, чтоб их иметь. Мужик пропадет что? Его море успокоит. Бабу - любовь. А если с ребенком случится горе обидно! Так обидно!
– проговорил он, глядя прямо на Кокорина и в то же время как-то мимо него.
– А еще обидно, если пропадет зверь, которого приручил.

Товарищ тут же вышел, и минута прошла в молчании.

– Неужели так трудно сберечь детей?

– До трех лет - особенно! Теперь, правда, легче: больница, амбулатория. Но все равно: советуют увозить. А как без детей жить? Тут в пургу выйдешь, куда пойдешь? Туда, где семья, дети, - делился он мыслями не столько с Кокориным, сколько с самим собой.
– В другой раз пойдут на остров: солнце, хорошая погода. Вдруг - метель! Потом вездеходы покрутятся: где? А он, может, в двух шагах спит. Только будь у него ребенок, он бы не уснул.

Кокорин кивнул: наверное.

Этот разговор о детях, начавшийся с пустяка, Кокорина не удивил. Он и сам любил поговорить о семье. Носил фотографии детей, показывая всем. Правда, совсем детские. Теперешних, подросших детей, он не любил показывать. Понял это не сразу и не захотел разбираться. И уже не обижался, как прежде, если встречал с их стороны не радость и ликование при встрече, а простую успокоенность, что вернулся. Теперь расстояние между ним и домом определилось и не зависело от того, в какое он плавание уходил, дальнее или малое. Но у этих людей, привязанных не ко всему миру, а к небольшому и неласковому его уголку, по-видимому, все обстояло не так, как у моряков.

– Что ж получается, - спросил он, - если появился ребенок, так надо уезжать?

– Зачем? Есть у нас школа, детсад. Женщины есть: имеют по двое детей. Я говорю о тех, какие боятся еще. А тут - беда! Мальчик пропал. Говорят, заживо утонул в "Шторме"...

– Неужели вы в это верите?
– Кокорин пригнул голову, прикуривая.
– Ведь такое же... не бывает!
– И нерешительно посмотрел на маленького охотника, ожидая, что он ответит.

– Про целый пароход не могу сказать, - ответил он.- А одного нашего рыбака вкрутило воздухом. Потом, через полчаса, выкинуло с лодкой.

– Да врет он!

– Со всей решительностью...
– запротестовал большой охотник.

– Вряд ли он врет, - убежденно заявил и маленький. Потому что в Полынью больше не ходит. Понимаешь ты это или нет?

Даже слишком хорошо понимал его Кокорин. Недаром постарался про рейс забыть, выкинуть его из головы. Потому что знал: им не докажешь, что можно, а что нельзя. Нет, не хотел он думать про "Шторм". Еще утром думал о нем, мечтал поднять. А сейчас осталась от него тоска. Как о прекрасном корабле, который откуда-то приплыл и сейчас лежал на дне, прекрасный, пустой. Вот такой корабль и мог поднять "Кристалл". А они хотели взвалить на них спасение! Это "Агат" спасает, морской спасатель. И то не в глубине моря, а на воде.