– Простите, что не к месту...
– Он увидел, что начальник гидробазы смотрит на него с удивлением.
– Но я хочу знать: это будет последний рейс?

– Сейчас я не могу сказать.

– Поймите, я должен знать: вы исключаете подъем "Шторма"? Или вы доверяете мне?

– Доверяю, поверьте мне! Кто вам запрещает? Пароход, материалы в нем не имеют цены. Но вначале выясните главное: есть ли в "Шторме" люди? И как их побыстрее спасти.

– При разрыве оболочки корабль будет загублен.

– Что же вы от меня хотите?

Суденко молчал.

– Простите...
– пробормотал Чернобров, торопливо прикуривая, окутываясь дымом, делая отталкивавшее движение рукой.
– Я буду сейчас разговаривать с женой...

6

Капитан Просеков с Диком немного побродили по тундре.

Местность была ровная, усеянная блеклыми цветами, с пятнами воды, разноцветно проглядывавшими среди кочек, как детские глаза. Было странно бродить в тишине, в неярком свете, на грани моря и земли. Вскоре прогулка стала опасной из-за тумана: он лишал возможности произвести прицельный выстрел, а зверь получал преимущество внезапного нападения. Распугивая всякую мелочь, бесполезную для закуски, вроде леммингов (тундровых мышей), Просеков с Диком повернули обратно.

Обойдя по свалке кладбище, они поднялись к Тессему, выраставшему из гранитной глыбы льда, и от магазинчика с красной дверью (на эту дверь, как знал Просеков, прямо из океана ложились ледокольные вертолеты) легли на барометры столовой.

На крыльце столовой Просеков увидел девушку в красном пальто, проступившую в тумане как сигнал опасности, хотя барометры показывали "Ясно". Неуверенно ступив навстречу, девушка остановилась, оробев. Просеков тоже остановился. Он вспомнил, что видит девушку не впервые, и это его насторожило. С некоторых пор в нем появилось какое-то болезненное ожидание, что кто-то его опознает как отца. А это был такой поселок, куда приезжали отовсюду. Поэтому он спросил, чтоб не оставались сомнения:

– Ты моя дочь?

– Ваша дочь? Нет, нет...
– ответила она еле слышно.

– Сколько же тебе лет?

– Скоро двадцать один.

Нет, такой взрослой дочери у него нигде не могло быть.

– А мне скоро сорок,- сказал Просеков грустно.

– Нет, нет...
– проговорила она опять.

– Ты считаешь, что нет?

– Да.

– Логично.

Смущенно взглядывая на него, девушка опустила руку, чтоб придержать край трепетавшей голубой юбки. Она была в таком волнении, что вряд ли понимала, что говорит. Лицо у нее пылало, а колени посипели от холода, и это ее состояние открыло Просекову глаза. Он понял, что это одна из тех, кто бродят, как капли звезд, влекомые слепым притяжением чувства.

– Прости, - сказал капитан, целуя ей руку.

Рая отошла, и Просеков с Диком вошли в зал.

Сегодня в столовой собрались культурные люди. Тут завтракали лоцманы с "Ясной погоды", пожилые, в форме с золотым шитьем, вежливые мальчуганы из отдела метеослужбы Севморпути, портовые чиновники, ушедшие с совещания раньше времени, так как для них не нашлось свободных стульев. Все люди незнакомые, если не считать человека, бравшего в буфете крупу, на которого Просеков не обратил внимания. Когда Просеков пересекал зал, его остановил один из лоцманов, сделав знак, что хочет прикурить. Он был старше других, с неторопливыми и расчетливыми движениями человека, чья работа связана с небольшим участком моря, который он знал как свои пять пальцев. Это, безусловно, ограничивало его как моряка, а следовательно, и как человека, не имевшего отличительных черт, кроме сухости и пунктуальности. Большой редкостью было видеть, чтоб лоцман шутил или просто был весел. Только один раз Просеков видел совершенно молодого и совершенно пьяного лоцмана. Но это было на Дальнем Востоке.

– Вы из штаба?
– спросил он, прикурив.
– С совещания?

Вопрос мог показаться нелепым. Казалось бы, все ясно: раз человек в охотничьем костюме, с собакой, то он мог прийти только с охоты. Но лоцман не воспринимал этой одежды всерьез: и нарядный костюм, и великолепное ружье, и чистопородный пес представлялись ему видом особого щегольства, рассчитанного на впечатление. Он не понимал того, что Просеков одет естественно.

– С совещания, - ответил Просеков.

– Не слышали, как там решили насчет взрывоопасников? Берут их ледоколы под ручки или не берут?

Просеков не был на совещании, но вопросы, которые там решали, не являлись для него секретом. Одни и те же вопросы решали там из года в год.

– По трассе их не поведут, - сказал он.
– Эти пороховые гробы пройдут через Полынью.

– Разве сыскался сумасшедший ледокольщик, который поведет их той дорогой? Насколько мне известно, на ледоколах плавают нормальные люди.

– Один ненормальный есть, и он перед вами, - отвечал Просеков, слегка поклонившись.
– Капитан морского спасателя "Агат"...

Лоцманы даже опешили от неожиданности: они не ожидали увидеть здесь столь значительную фигуру. Однако замешательство длилось не долго. Хотя Просеков сейчас вполне верил в то, что говорил, но было что-то в его бледном, с тенями усталости лице, в голубых глазах, где играла отсветами его больная душа, - было что-то такое, что опровергало его слова: какое-то противоречие, быть может, еще не осознаваемое им, но вполне очевидное со стороны. И этого не могли не почувствовать лоцманы. Поэтому они промолчали, ощущая неловкость от того, что увидели. А самый пожилой, который видел лучше других, заметил добродушно: