Но Эмилия, ликарийская аристократка старой породы, смотрела на это косо. Её учили иначе. Её мир был — иным.

В её мире случается утром хоронить половину семьи, а вечером улыбаться на пиру; в её мире случается с утра заключить мирный договор, а вечером перерезать послу глотку; в её мире случается добавлять членам семьи яд в бокал или подписывать приказ о их казни; случается приносить присягу королям и предавать их… Всё случается, жизнь у подножия трона такова.

Но предать силы, что даруют роду магию и смысл… Этого она не простила собственным детям. Это она не могла принять.

Можно предать всё, но не магию. Можно предать всех, но не собственную суть.

Драться — так драться, убивать — так убивать, умирать — так умирать, летать — так летать. Отдать крылья убийцам твоего народа в обмен на безопасность и комфорт? Ну, тоже выбор, и выбор непростой. Но у него тоже есть своя цена.

Эмилия презирала Кречетов, всегда. Но это не помешало ей кое-чему у них научиться — в частности, определять птичьи ауры. Эта Кира была птицей… или, вернее сказать, птенцом. И точно не одной из Кречетов: ветры ластились к ней, наделяли силой охотно, радостно, хранили, как цепные псы… Отречённым такая благосклонность Раха, Стриги, Моряньи, Вихора и их детей-ветров не могла быть дарована.

Великие ветры, что дуют между мирами, круты нравом. Они многое могут простить, но отречения и предательства не терпят… Но девчонке они очень явно благоволили, наделяли её щедро, ласково, охотно.

И именно это делало маленькую полукровку такой опасной. С ней, нравилось это Эмилии или нет, придётся считаться.

И, кажется, полукровка сделала тот же вывод.

— Ты — Эмилия?

— Да.

— Иди за мной. Думаю, нам с тобой есть, о чём потолковать.

— Держу пари, действительно есть, — они не сводили друг с друга взгляда.

Воздух искрил.

— Милая Бетта, полагаю, может тоже составить нам компанию… И вот этот юноша, пожалуй.

Гарантия? Живые щиты? Это было некстати.

— Не уверена, что это уместно.

— Я настаиваю. А времени на пререкания у нас, при всём уважении, нет.

“И вы не в том положении, чтобы ставить условия,” — не было сказано, но очень отчётливо читалось.

Как некстати…

— Да не вопрос, — сказал Лин, поднимаясь и передавая близняшке клетку с пауком. — Пошли уже.

Ну до чего же непонятливый ребёнок! Почему не умеет молчать, когда нужно?

— Что это у вас? — удивилась Кира.

Эмилия грустно подумала: вот сейчас девчонка убьёт паука. Просто для устрашения. И пёс бы с ней, с этой тварью, не худшая из потерь, но Лин…

— Мой питомец, — вздёрнул подбородок Лин, быстро закрывая собой и сестру, и паука. — Проблемы?

Полукровка пожала плечами, и на миг в её облике проскользнула совершенно очевидная неуверенность и уязвимость.

— Да нет, — сказала она. — Крутой зверь. Я сама себе такого хотела, но… Ваш красавец, в общем…

Девчонка запнулась, как будто сама себя прервала.

— А то! — о своём пауке Лин мог болтать бесконечно. — Бофф у меня прямиком из Холмов, умный и пушистый. Редкая порода! Хотите погладить?

Эмилия мысленно прикрыла лицо ладонью: её внук был неисправим. Стоило какой-то девчонке отвесить комплимент его пауку, уже распушил хвост. И смех, и слёзы!

Но поразительно даже не это.

Самое удивительное было то, что Кира, кажется, в какой-то момент всерьёз хотела согласиться потрогать паука.

Пока не напомнила себе, где они, как и почему.

— Давайте позже, — сказала полукровка быстро. — Но паукан чудесный. А теперь идите, и без разговоров. После вас!

Эмилия послушно отвернулась, радуясь передышке и возможности привести выражение лица в порядок.

Хотела такого же паука? Нет, правда? Эмилия мысленно вздохнула.

Дети.

Вот о чём не следует забывать, вот в чём главный кошмар: они всего лишь дети, эти ликарийские драконоборцы, которых притащили сюда убивать, и их жертвы, которые прячут под полами пауков. Оборотничьи или человеческие, одно едино — просто дети.

Сколько лет может быть этой Кире, например? Хоть полвека разменяла, или куда там? В техногенных мирах, хищных до чужой вечности, даже оборотни взрослеют и стареют очень быстро. И этот Лео… Совсем юный же мальчик. Умный, талантливый, но очень юный… Хорошо, если старше Бетты и хотя бы справил магическое совершеннолетие.

И ведь они уже сломаны, уже запачканы, все. Горящее небо уже коснулось их, навсегда изменило, перекроило по своим меркам, оставило свои печати. С Эмилией тоже когда-то так было, но…