– Гончая приходит к Миротворцу, чтобы уберечь его от беды, – протянул Рей. – Звучит как посредственный анекдот.

– Поговори с Морой Розы, – выложила Гончая последний аргумент. Он казался ей весьма убедительным. – Она отказывается верить в предательство своей сестры, но даже она заметила, что ее затея не такая уж чистая.

– Зачем ты мне говоришь об этом?

– По доброте душевной, – выпалила Тереза, раздражаясь на его несговорчивость. – Если Корпус Дракона действительно уже вышел за Гончими, я сильно рискую, войдя в замок.

– Ты не знала о Корпусе, – Тереза не нашлась как парировать справедливое замечание. – На основе чего ты пытаешься убедить меня саботировать задание? Почему именно ко мне, Гончая?

– Потом что ты главный! – воскликнула она, отвечая на последний вопрос. – Ну неужели ты сам не видишь, что в этом задании много брешей? Вообще никто из вас этого не заметил?

– Может, и вижу, – он склонил голову, прищурившись и взглянув так, что Терезу передернуло. – Гончая, тебя же зовут Тереза Анцафел, верно?

– Возможно, – непроизвольный шаг назад, от которого под ногами хрустнуло стекло разбитой бутылки.

Таким взглядом оценивают соперника в спарринге. Или жертву перед забоем.

– Я о тебе слышал, – пояснил Рей. – Непойманный ветер в поле, наемник, что не убивает. И ты ищешь Бога Судьбы. Заносчиво, на мой взгляд.

– Какая разница, чем я занимаюсь? Не об этом разговор.

– Разговор о том, с чего мне тебе верить. Не вижу ни одной причины.

– Знаешь что, – вспылила Тереза. Она готовилась к сухому и короткому разговору, на более длительные беседы у нее не хватало морального равновесия. – Не верь! Я сделала все, что в моих силах. Удачи пропасть в Лесу! Надеюсь, Хозяин Леса соблаговолит украсить ваши могилы красивыми цветами!

Остатки недобитой бутылки треснули в очередной раз, Тереза оступилась, налетев бедром на угол стола. Неровная стопка книг с грохотом повалилась на пол.

В дверь постучали.

– Рей, что там у тебя? – требовательный голос Эльвиры заставил Терезу похолодеть. – С кем ты разговаривал?

– Прижмись к стене и не шевелись, – процедил Рей, подходя к двери и распахивая ее. – Эльвира?

– Что за шум? – холодок просочился в комнату.

– Шум, – ответил Рей с неменьшим холодом.

– Ты снова пьешь? – прошипела Эльвира. – Завтра важный день, Коттерштейн! Не смей подставить нас. Дай мне пройти!

– Зачем?

– Заберу у тебя весь алкоголь!

– Хочешь войти? – голос тихий, ровный, как будто бы любезный.

Тереза вжалась в стену, проклиная себя за невезучесть. Чем не злая шутка судьбы? Такая талантливая в обычное время наемница с богатым опытом, а наделала шуму больше, чем крикливая торговка хламом.

– Только попробуй завтра оплошать, – процедила Эльвира, очевидно отказываясь проходить в комнату. – И я сделаю все, чтобы тебя отстранили от звания раз и навсегда.

– И тогда я со спокойной душой буду пропивать свою пенсию, состоящую из твоих налогов. Договорились, – не дожидаясь ответа Эльвиры, Рей захлопнул перед ее носом дверь.

Недовольное бормотание еще некоторое время слышалось в коридоре, но вскоре стихло. Рей же выжидательно смотрел на Терезу, а Тереза собирала все мысли в кучу.

– Есть еще аргументы? – поинтересовался он.

– Вы не пройдете Лес, Рей, – как можно убедительнее произнесла Тереза.

– Пройдем, – заявил он, не колеблясь. – Уходи, Гончая. Сделаю вид, что не видел тебя.

Тереза не хотела отступать, но находиться рядом с ним становилось все более невыносимо. Кажется, она сильно себя переоценила. Она не может оставаться равнодушной, ее голова перестает быть холодной и ясной. Нужна была передышка.

В конечном итоге, так и не совладав с собой, она отворила окно и забралась на подоконник. Прежде чем окончательно уйти – на этот раз достойно – сказала:

– Когда после вашей смерти в центре Столицы вам возведут памятную доску, лично принесу белые лилии в твою честь, – успев лишь мельком увидеть удивление на его лице, Тереза спрыгнула в темноту, устланную хвойным лесом.

***

Вернувшись в свою квартиру, Тереза закрыла дверь и сползла по ней, уткнувшись лицом в ладони.

Был ли достоянием общественности тот факт, что Рей Коттерштейн питал симпатию к цветам белой лилии, или же всем было глубоко плевать на это, кроме, разве что, близких людей? Об этом Тереза задумалась уже после того, как ноги ударились об усыпанную хвоей землю где-то под окнами первого Миротворца. Зато опытным путем выяснила, что все-таки в достаточной мере может подчинить ветра, чтобы мягко планировать по воздуху.