Но я мог не беспокоиться — она меня заметила. Брови красноречиво поползли вверх, губы на миг дрогнули в улыбке, а потом Нелли отвлекли.

Быстро догадался, что матери здесь нет, а вся организация этого Пикассовского балагана легла на плечи жены. Она не стояла на месте, то появляясь, то исчезая, что-то говорила на камеру, с кем-то позировала для фото, здоровалась за руку, улыбалась. А я скрежетал зубами, поедая взглядом хрупкую фигурку. Нелли сегодня превзошла саму себя, решив раздразнить максимально деловым нарядом: подчеркивающие стройные ноги черные брюки с завышенной талией, светло-фиолетовая блузка под горло, с длинными рукавами. Этакая невинная недотрога, которую оттолкнет малейший похотливый взгляд.

Что ж, Вишенка, если ты хотела раздразнить мое воображение да и меня всего, то это у тебя блестяще вышло.

Наконец гости уселись, кое-кто разместился у стен, погасли лампы, холодным люминесцентным светом оказалась залита лишь площадка в центре зала, застеленная белым квадратным полотном. Посредине стоял черный стул.

Присутствующие прекратили переговариваться и перешептываться, когда на полотно шагнули три укутанные в золотистые плащи фигуры. Вскоре актеры их сбросили и начался то ли танец, то ли пантомима, то ли еще какая вакханалия. Слов у действующих лиц не было, лишь движения, яркий монохромный грим и манипулирование предметами всех цветов радуги. Интерес к происходящему я потерял уже минуты через три, выцепил взглядом Нелли, которая закончила давать указания полноватой высокой девушке в черном, наверное, подчиненной, и осталась стоять у бюста какого-то художника у выхода из зала. Рядом никого не было.

Меня точно магнитом притянуло к ней. Я неторопливо шел к своей цели, стараясь не тревожить захваченных представлением зрителей, стоявших у стен. Видел только лицо Элеоноры, тоже наблюдавшей за актерами: таинственные в полумраке глаза, губы в мягкой полуулыбке. К ней я стремился, будто стрелка компаса — к северу, и даже вопроса не возникало зачем. Затем, что держаться вдали от Вишневецкой совершенно невозможно и противоречит моей природе.

— Приятно, что ты в кои-то веки решил посетить мир искусства, — с ехидцей прошептала Нелли, когда оказался рядом.

Ко мне жена головы не повернула, делая вид, что целиком занята представлением.

— И тебе доброго вечера, Вишенка, — прошептал в ответ я, наклонившись к ее ушку, намеренно обласкал дыханием щеку, шею. Она вздрогнула.

Как же я по ней соскучился! Извелся буквально.

— Знаешь, что мне сейчас больше всего хочется? — продолжил провоцировать любимую, мягко коснулся ее кисти, обхватил тонкие пальчики, едва не зарылся носом в волосы, которые она сегодня заколола на затылке, но несколько локонов уже выбились из прически.

— Оставить меня в покое и дать поработать? — предположила Элеонора, не пытаясь, впрочем, отстраниться или забрать свою руку из моей ладони.

— Не угадала, — улыбнулся я, провел губами по ее щеке, ощутив свою дрожь и ее.

О да, Нелли тоже будоражили эти наши подростково-невинные касания в полумраке, пока взрослые с умным видом занимаются своими скучными делами. А как они нравились мне… Хорошо, что пиджак застегнут, поэтому даже зоркий глаз ничего не заметит.

— Егор, — она повернула ко мне лицо, заглянула в глаза, укоризненно, испытующе. — Это плохая идея…

И вот что эти губы произносят? Безобразие! Все, больше никаких подколок и комментариев.

Нежно обхватив подбородок, я поцеловал ее, неторопливо, лелея, не напирая, дыша ею, впитывая ее вкус и тепло. Услышал ее тихий стон, почувствовал, как она прильнула ко мне, положила руку на грудь, туда, где бешено колотилось мое сердце. Пальцы дрогнули в моей ладони…

Мы успели отстраниться друг от друга за секунду до того, как зажегся свет, а потом Элеонора заспешила прочь от меня, к микрофону и ждущей рядом девушке в черном с папкой в руках.

Следующие четверть часа я, едва сдерживая нетерпение, ждал, когда она прокомментирует демонстрируемые слайды с полотнами, потом поблагодарит гостей, спонсоров, руководство — всех до кучи, а после, наконец-то, объявит начало экскурсии по новой экспозиции.

К спешащим приобщиться к шизофреническому гению великого художника я не присоединился. Понаблюдал, как Нелли направилась куда-то в сторону служебных помещений и сделал логический вывод, что ее работа на сегодня завершена.

Вышел на улицу и стал ждать у бокового выхода, которым, как прекрасно знал, обычно пользовалась жена. Прошедшие дожди принесли в город прохладу, свежий ветер немного проветрил голову, теплый осенний вечер настраивал на философско-романтичный лад.

Планов я не строил. Смысл? Жизнь все равно подвесит за яйца, поэтому нужно просто вовремя избегать опасные крючки. Конечно, с Нелли у нас все еще ничего не прояснилось, мы оба будто плывем по течению, то притягиваясь, то отталкиваясь… Сейчас чаще притягиваясь все-таки. Что дальше? Постепенно, аккуратно разрушать барьеры, слово за словом выстраивать наш с ней мир заново. Это трудно, бесспорно, но уже дало кое-какие результаты. Во-первых, я перестал чувствовать себя несчастным спивающимся неудачником с биполяркой (и вести себя соответственно тоже), во-вторых, Элеонора, пока еще колючая на словах, прекратила меня отталкивать, не признавать.