Высвободившись из чьего-то довольно слабого захвата, подскочил к нему, замахнулся, но Горин вовремя убрался с траектории движения моего кулака, не удалось подпортить его небритую рожу. Паскуда!

— Я убью тебя!

— Ты идиот, Доронин! Ты кто ей вообще? Уже и не муж, так что…

Перебил его, выплюнув:

— Ты покойник, козлина! И я ей муж. Чтоб ты знал, мы уже месяц спим вместе!

Он скривился так, словно получил удар под дых, впился вопросительным взглядом куда-то за мою спину:

— Нелли?

— Это… — Послышался дрогнувший, слабый голос жены позади. Я прервал ее.

— О да! Она подтвердит. И ничего тебе не светит! Убирайся отсюда. Убирайся из ее жизни!

Горин гадко усмехнулся.

— Кретин, тебе тоже ничего не светит. И никуда я не собираюсь убираться, уберешься как раз ты. — Он демонстративно поправил свой паршивый блейзер, повел плечами расслабленно.

— Ах ты тварь!

Устремился к нему разжатой пружиной, но неожиданно кто-то сзади схватил меня, скрутил руки.

— Всё! Успокойся, брат! Прекрати. Хватит уже, ни к чему хорошему это не приведет.

Озлобленный, я оглянулся, уставился в напряженное лицо Данила.

— Ты думаешь, я это так оставлю? Пусти меня!

Набить морду этому Севе-куску-дерьма хотелось нестерпимо, бульон ярости, вскипевший до критической отметки, чувствовался очень остро, желчью оседая в горле, казалось, еще мгновение и я натурально воспламенюсь, но… Некстати стала возвращаться реальность. Не знаю, была ли тому причиной мертвая хватка Даньки и каменное выражение его лица, затаившийся страх (за меня!) в глазах, или, может, это бледные изумленные гости матери, обступившие наше живописное трио. Безмолвные, таращились так, как будто стали свидетелями предосудительной пикантной сцены… Хотя ведь в каком-то роде так и есть. Нашел среди друзей и родни ошеломленную застывшую мать, отец приобнимал ее за плечо. Оцепеневшая Алевтина прижималась к Андрею, переводила взгляд с меня на Горина, а потом куда-то за мою спину, видимо, там стояла Нелли. Прикрывала рот кулачком, растерянная и тоже испуганная.

— Какой скандал, — ахнул кто-то из задних рядов зрителей, и будто зеленый зажегся: все вполголоса загалдели, зашевелились, отмерли, переваривая услышанное и увиденное.

Бля, чудесная серия апперкотов на этом долбанном ринге-вечеринке. Завершившаяся моим нокаутом.

— Успокоился? — спросил брат, чуть ослабляя хватку.

— Да, все под контролем, — процедил я, дернулся, освобождаясь.

Повернувшись, я взглянул в лицо Элеоноры. Расширившиеся глаза смотрели на меня так пристально, с такой болью и злостью, что на миг задушила паника. На скулах тлел гневный румянец. Поджав задрожавшие губы, Нелли резко развернулась и зашагала куда-то в сторону темных крытых площадок, находившихся напротив здания ресторана.

— Егор, как вообще это понимать? Что ты устроил?

Мама. Пробилась ко мне через спешивших рассосаться с места спарринга гостей. Крайне недовольная.

Подождет. Разберусь с ней позже. Принесу тысячу извинений за шок-юбилей. Сейчас главное — Нелли.

Оттолкнув вставшего на пути Данила, я устремился вслед за перешедшей на бег женой. Нагнал ее у автодрома, сейчас темного, запертого на все замки, сквозь деревянные переплеты решетки в полумраке были едва различимы разноцветные бока электрических машинок.

Резко развернувшись ко мне, Нелли выставила руки. Оценил выражение лица, блестевших слезами глаз — феерическая ярость.

— Ни слова, Доронин! — выпалила она. — Я не желаю ни видеть тебя, ни слышать!

В бешенстве стиснул челюсти, а в сердце будто впрыснули инъекцию жгучего перца.

— Ты не желаешь? Это после того, что ты тут вытворяла? — Подскочил к ней, тяжело дыша, практически притиснул к решетке.

Глаза жены округлились, полыхнули злостью:

— Ты очумел? Я вытворяла?

— Он лапал тебя! Поцеловал! А ты разрешала! И это на виду у всех.

Элеонора нарочито закатила глаза, рот скривился в язвительной усмешке.

— О боже! И это мне заявляет человек, расхаживающий с трусами любовницы в кармане.

Разжав кулаки, обхватил тонкие плечи, скрытые мягким кружевом, прижал эту невозможную женщину к решетке.

— Я уже задолбался повторять одно и то же! Как чертов попугай! Я. Не. Изменял. Тебе! — процедил, наклонившись к ее лицу.

— У меня другое мнение! — Ее взгляд заледенел. Она умолкла, будто в каком-то бессилии прикрыла глаза, прикусила задрожавшую нижнюю губу.

— Просто уйди. Уходи и не возвращайся… — Произнесла тихо.

— А хрена с два… — взвился было я, но остановился, глядя в болезненно исказившееся красивое лицо.

— Господи, как подумаю, что скажет твоя мать… Что скажут все эти люди… Будь ты проклят, Доронин! Напасть на Севу… Заявить такое… — Она, всхлипнув, закрыла лицо руками.

У меня все помертвело внутри. Порывисто обняв, я крепко притиснул Нелли к себе, пробормотал в макушку и растерянно, и шутя:

— Поверь, все будут в восторге от праздника. Не на каждом юбилее, знаешь, драки начинаются, собственно, еще до культурной программы и возлияния.