Гастроли в Нью-Йорке, так же как и в Чикаго, предваряла вопиюще вульгарная реклама. Самая безвкусная афиша приглашала на спектакль, в котором ”настоящие любовники занимаются любовью на глазах у публики”. Газеты сообщали об огромном предварительном спросе на билеты и предсказывали Бродвею одну из самых блистательных премьер. Проявить малодушие было невозможно. Оливье снял апартаменты в роскошном отеле, заказал целые ящики напитков для будущих приемов. В город приехало множество друзей. Из Англии приходили десятки телеграмм с пожеланиями удачи.

И наконец, после многих месяцев тщательных приготовлений и нетерпеливого ожидания празднества, огромный именинный пирог рассыпался при первом прикосновении. Так называемые бродвейские мясники вонзили свои ножи единым махом, и даже Оливье, за плечами которого стоял опыт десятков премьер, был ошеломлен и потрясен этим всеобщим единодушным осуждением. “Самый худший Ромео…”, “Лоренс Оливье говорит так, словно чистит в это время зубы… тягуче, без искры вдохновения… бурно и непонятно”. Рецензенты были неколебимы в своем презрении.

На следующий день Оливье позвонил в ”51-стрит-тизтр” узнать реакцию зрителей на ужасную прессу.

“Стоят в очереди вокруг театра”, — сообщил заведующий кассой.

“Стоят в очереди?” — переспросил Оливье, не веря своим ушам.

“Да, в очереди. Стоят в очереди, чтобы потребовать деньги назад. Что им сказать?”

“Возвращайте деньги, раз они этого хотят”, — огрызнулся Оливье.

Лишь две недели спустя он отменил указание о выплате денег за предварительные заказы. Но было слишком поздно. Его гордый жест уже обеспечил им с Вивьен потерю всех сбережений.

Из отеля они перебрались в дом на Гудзоне, который предложила им для уик-эндов Кэтрин Корнелл. Ящики напитков, приготовленные для угощения друзей, были отосланы обратно. Несмотря на подавленное настроение, они чувствовали себя обязанными посетить бал в Радио-сити, организованный Ноэлем Коуардом в помощь военному фонду. Хозяин встретил их словами, которые они запомнили на всю жизнь: “Дорогие мои, как это мужественно, что вы пришли”.

Почему же спектакль кончился таким провалом? Этому находили разные причины, предположив, например, будто нью-йоркские критики просто ополчились на двух звезд Голливуда, пытавшихся ослепить Бродвей блеском своей славы; но никакие доводы не способны смягчить столь сокрушительное падение. Такая же низкопробная реклама и куда более сенсационные публичные выступления не помешали Ричарду Бартону, только что превратившему Элизабет Тейлор в “честную женщину”, получить положительные отзывы критики о его бродвейском Гамлете. Собрав воедино все написанное о спектакле, следует заключить, что Оливье пострадал из-за собственных просчетов. Влюбленный и в пьесу, и в свою Джульетту, в самом разгаре своего романа, он не заметил главных ошибок постановки. Страстная увлеченность деталями и зрелищными эффектами могла принести плоды в кино; но в театре двойная роль постановщика и главного героя не давала Оливье возможности отстраниться и объективно оценить спектакль в целом. Так был получен крайне болезненный, но, вероятно, необходимый урок.

Глава 13

АДМИРАЛ НЕЛЬСОН И МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЫ

Пока ”Ромео и Джульетта” доживали свою последнюю неделю, театральная катастрофа, поразившая Оливье, стала казаться ничтожной по сравнению с мировыми трагедиями более грандиозного масштаба. Американский посол в Лондоне Джозеф Кеннеди заявил, будто Англия выдохлась и терпит поражение, на что Черчилль в скором времени прорычал в ответ: ”Мы будем сражаться на берегах моря, мы будем сражаться на взлетных полосах, мы будем сражаться в полях, мы будет сражаться в горах, мы не сдадимся никогда”.

Стоял июнь 1940 года. ”Липовая война” кончилась месяц назад. Пали Бельгия и Нидерланды; Франция была уже на волосок от поражения. Всякий день приносил ужасные известия, и, когда захват Великобритании казался неизбежным, Оливье решил, что в битве за независимость потребуется участие каждого дееспособного англичанина. Было объявлено, что они с мисс Ли отплывут на родину первым же кораблем после того, как в последний раз выступят 8 июня в ”Ромео и Джульетте”. По словам Оливье, они предложили свои услуги министерству информации и были извещены о том, что их предложение принято.

Это заявление оказалось преждевременным. В числе других британских подданных старше тридцати одного года Оливье получил от посольства указание оставаться в Соединенных Штатах до получения дальнейших инструкций. Засим последовала телеграмма от лорда Норвича (тогда м-ра Даффа Купера, министра информации и личного друга Оливье), где в несколько загадочной форме тот советовал ему подождать, пока будет решено, как наилучшим образом использовать Оливье в военных интересах. Наконец, его окончательно доконал ответ Ричардсона относительно перспектив совместной службы в морской авиации. Приятель считал, что шансов у Оливье нет. Возрастной ценз для неподготовленных летчиков составлял двадцать восемь лет, хотя лица, имеющие летный опыт, принимались и в старшем возрасте. Оливье было тридцать три. В нетерпении он учился летать. Затем косвенным путем он узнал, на какую службу прочил его Дафф Купер. Прибывший в Нью-Йорк Александр Корда рассказал, что собирается работать в Голливуде над фильмами с сильным пропагандистским уклоном. Согласен ли Оливье сотрудничать с ним?

Корду многократно порицали за то, что он покинул Англию в момент, когда война разгорелась вовсю. Однако хулители заблуждались относительно мотивов его поведения, не понимая, как много значило его присутствие в Голливуде. Здесь можно было делать картины пропагандистского толка, которым гарантировался куда более широкий прокат. Здесь можно было установить полезные связи с венгерскими эмигрантами-антифашистами; кроме того, Корда обладал достаточным авторитетом и силой убеждения, чтобы заручиться для своих крайне пробританских лент поддержкой многих американских кинозвезд. Все это оценили по заслугам в 1942 году, когда фашисты занесли Корду в черный, а англичане — в наградной список (на получение дворянского звания). Только после двадцати восьми небезопасных для жизни трансатлантических путешествий, многие из которых пришлось совершать в бомбардировщиках, он наконец возвратился в Англию навсегда.