Шрифт:
— Тебе надо торопиться! Спеши обсохнуть у огня и высушить одежду, иначе простудишься. А мне разреши покинуть тебя.
Я поблагодарил его и протянул промокшую десятку. Он Даже мельком не взглянул на деньги.
— Если бы на том берегу реки, — укоризненно сказал он, — когда ты просил меня перевести тебя, знал, что ты оскорбишь меня, не стал бы терпеть столько мучений в эту холодную ночь. За кого ты меня принимаешь? Иди! Счастливого тебе пути! Пусть тебе сопутствует удача! Только скажи, как тебя зовут?
Я назвался.
— То-то я думаю, что видел где-то тебя! — заулыбался он. — И точно! — Он напомнил, где мы с ним встречались и как вместе пекли лепешки, но я только кивал головой, а вспомнить ничего не мог.
На прощанье я крепко пожал ему руку. Он оглянулся в последний раз и снова ступил в воду. Я стоял на берегу до той самой минуты, пока мой спаситель не добрался до противоположного берега. Убедившись, что он благополучно дошел до буйвола и отвязал его, я зашагал в Мурадханлы.
Скажу откровенно, у меня не попадал зуб на зуб. Я похлопал себя по груди и рукам, чтобы согреться, но вдруг страшная догадка пронзила меня: в кармане я не нащупал партийного билета!.. Наверно, я потерял его, когда бежал за конем. Я стал громко кричать, пытаясь привлечь внимание недавнего проводника. К счастью, он недалеко ушел…
Короче говоря, я попросил его сейчас же пойти в Гамзали Слепой, разыскать там Безбожника и попросить от моего имени прислать за мной коня. Ждать пришлось не больше часа. Появился всадник, который вел на поводу еще одного коня. Это был сын Безбожника. С легкостью преодолев речную преграду, он подвел ко мне коня. Вместе с парнем я переправился на противоположный берег и вскачь помчался к тому месту, где конь испугался змеи. И почти сразу же я увидел свой билет. Словно тяжесть упала с моей души.
Вместе с сыном Безбожника мы переправились (в который раз) через реку и прискакали в Мурадханлы. Я благодарил Безбожника и его сына: они выручили меня в трудную минуту.
В доме председателя сельского Совета меня приютили, накормили и уложили спать, а мокрую одежду повесили сушить у очага.
Председателя волостного исполнительного комитета Акеринской волости в тот вечер в Мурадханлы не оказалось: он ночевал в своем селе Гюлюбурт. А наутро, как только я поднялся, в дом вошел Горхмаз Гюлюбуртлу. Он обрадовался мне.
Горхмаз на первых порах решил, что я прислан уездным комитетом как уполномоченный по выборам. Значит, догадался я, Сахиб Карабаглы еще не приехал в Мурадханлы. Надо успеть до его приезда поговорить с людьми, и в первую очередь с самим Горхмазом — от председателя волостного исполкома многое зависит!
— Сюда уже дошли слухи о твоем выступлении в Кубатлы, — сказал он мне как-то неопределенно.
— А что тебе не понравилось в моем выступлении? — спросил я прямо. — Лучше знать заранее, что ты думаешь.
— Плова еще не отведал, а уже рот обжег, — ухмыльнулся он.
— Знаешь, Горхмаз, у нас в народе говорят, что если коня привязать к кормушке осла, он тоже станет ослом!
Не знаю, к чему бы привели наши препирательства, если бы за окном не раздался цокот подков. К крыльцу подъехал Сахиб Карабаглы.
— Вот и уполномоченный по выборам! — сказал я Горхмазу, чтобы разом покончить с кривотолками.
Вместе с Сахибом в Мурадханлы приехал пусьянский уполномоченный милиции.
Как только Сахиб увидел меня, он тут же с раздражением сказал Горхмазу:
— Товарищ Гюлюбуртлу, нам надо поговорить наедине! — И выразительно глянул в мою сторону.
Чтобы не испытывать его терпения, я вышел во двор исполкома, где со мной сердечно поздоровался уполномоченный милиции.
— Уж не за мной ли ты приехал? — спросил я улыбаясь.
— Да что ты, брат… — смущенно ответил он.
Через несколько минут мы оба услышали за окном, как Сахиб Карабаглы вызывает по телефону Лачин, а в Лачине — Рахмана Аскерли.
Съезд Советов Пусьянской волости должен был открыться в тот же день в двенадцать часов в здании местной школы на окраине села.
Делегаты волости собрались на школьном дворе. Здесь шумно: играют местные музыканты, кое-кто даже танцует. Я хожу между делегатами и стараюсь поговорить со знакомыми, которых у меня здесь немало. Понимаю, что в Мурадханлы нет такого верного товарища, как Абдулали Лютфалиев. В отличие от Абдулали — Горхмаз крестьянин, притом зажиточный. Понимает ли он смысл нашей борьбы — не допустить бывших беков в руководящие органы?..
После длительных переговоров на школьном дворе наконец-то появились Сахиб Карабаглы и Горхмаз Гюлюбуртлу. Они прошли в школу, за ними тотчас двинулись остальные.