Шрифт:
— Мы приехали здесь Сивас…
— Поступил он мою фабрику.
— Один раз, один раз…
— Как это сказать, чистка… делать чистка…
Вдруг улицу огласил пронзительный детский крик. Я оглянулся. На мостовой стояла маленькая светловолосая девочка. Захлебываясь слезами, она показывала на мальчика, который не то ударил ее, не то что-то отнял. Женщина встала, взяла девочку на руки. Она даже не взглянула на мальчишку, все еще стоявшего в воинственной позе. Она была поглощена мыслью, как написать прошение.
— Вот, делал чистка… — показала женщина на перевязанную руку мужа.
— Схватила машина!
Писарь участливо посмотрел на руку.
— Что же вы хотите? — спросил он.
— Чтобы нам дали денег! — вместе произнесли супруги и уставились на писаря, с волнением ожидая, что он им на это скажет.
— А что, не дают?
— Не дают, плохо смотрел, говорят.
Рабочий, видимо, почувствовал боль в руке, сдавил запястье. Женщина нахмурилась.
— Хорошо, напишем, — сказал писарь.
Супруги с облегчением вздохнули и как будто даже повеселели. Но ведь это еще полдела… полдела…
Женщина, теребя кусок выгоревшей бязи, служившей ей платком, смущенно обратилась к писарю:
— Пожалуйста, не бери с нас много!
— Правда, — закивал мужчина и показал на больную руку, — не бери много.
Писарь достал из книжной обложки с надписью «Морское общество» чистую бумагу, заложил ее в машинку и начал печатать. Лицо его, обычно мягкое и приветливое, стало жестким. Худые руки двигались как-то вкось, буквы ложились неровно, но писарь не замечал этого. Казалось, в нем поднималась злоба против тех, кто не давал компенсацию беднякам. И он с силой ударял по клавишам старой машинки, словно этим мог защитить людей, у которых отняли их права…
Прежнего тихого человека с опущенными плечами как не бывало. Передо мной сидел вдохновенный художник, уверенно держащий в руках кисть.
Быстрым движением он вытянул из машинки бумагу, достал из внутреннего кармана пиджака тонкую тетрадь в потрепанном переплете, открыл ее, взял марку в шестнадцать курушей, лежащую рядом с грязной бумажкой в две с половиной лиры, и наклеил ее на прошение.
— Поставь здесь свою подпись!
Рабочий не мог взять перо больной рукой, а женщина была, видимо, неграмотной.
— Не беда, — подбодрил мужчину писарь, — давай палец, приложи-ка его сюда. Вот так… готово…
Он сложил прошение вдвое и подал его рабочему.
— Сейчас же, — сказал писарь, — ступай в прокуратуру. Я написал все, чего вы просите. Добивайтесь своего. Как это так, не дают?!
Он повернулся ко мне.
— Вы?..
Я подал бумаги.
Рабочий и его жена не уходили. Они громко спорили о чем-то на непонятном нам языке. Кажется, женщина не хотела отдавать деньги, зажатые в кулаке, а мужчина взывал к ее совести: «Постыдилась бы. Отдай!»
Женщина готова была расплакаться. С неохотой она протянула деньги писарю. А тот словно уж и забыл о просителях. Наконец он поднял голову и посмотрел на деньги. Одна монета в двадцать пять курушей, две по десять и одна в пять курушей… И, взяв с ладони женщины монету в пять курушей, писарь дал ее светловолосой девочке.
— Возьми, доченька. Мне денег не надо, а вам, глядишь, пригодятся.
Просители от неожиданности растерялись, потом весело переглянулись и обратили на писаря взгляды, полные благодарности.
Он ничего не заметил.
Радость
•
Когда пароход, шедший от Эюба, покинул пристань Фенер и взял курс на Касымпаша [9] , в прокуренный салон второго класса вошла девочка лет семи-восьми и тоненьким голоском сказала:
— Уважаемые пассажиры, внимание! — Она оперлась ладошками о пол, сделала стойку и стала легко передвигаться на руках, подметая рыжими волосами грязный пол. Пройдя из конца в конец салона, малышка ловко вскочила и поклонилась публике.
9
Эюб, Касымпаша — пристани в заливе Золотой Рог.
На ней были большие, не по росту шаровары, натянутые до самой груди и туго перехваченные узеньким ремешком. Сквозь дыры проглядывало голос тело.
Пассажирам уже порядком надоели продавцы таблеток, разноцветных лезвий, всевозможных кремов, святых печатей, талисманов, и потому они, зная заранее, что дело и на этот раз касается кармана, не обращали на девочку внимания. А та и не ждала его. Она делала одно упражнение за другим и после каждого номера старательно кланялась. Вот и последний акробатический трюк. Девочка села, положила на плечи сначала левую, потом правую ногу, вывернулась, просунула голову меж ног и, уподобившись странному одноглазому зверьку, пошла по кругу мимо пассажиров.