В июле 2005 года мы с друзьями сидели в клубе «Хайд» на бульваре Сансет, и я смешивал на всех лучший на свете коктейль «Маргарита». И тут я увидел ее.

В сумрачном неоновом мареве зала парила фигура – карамельная кожа, бирюзовое платье мягчайшего шелка.

Она ничего не несла.

Она никуда не уходила.

Она невесомо двигалась туда, куда ей было нужно, и мне захотелось оказаться там, куда она направляется. Голова ее не качалась. А ноги вроде бы не касались пола. Ну, в этом я не уверен. Как я уже сказал, в зале было сумрачно.

Она впечатляла – и проясняла.

Игривая и серьезная.

Молодая и умудренная жизнью.

Провинциальная и космополитичная.

Наивная и хитроумная.

Свежая и пикантная.

Домохозяйка и королева.

Не девственница, но не продажная.

Будущая мать.

Она ничего не продавала. В этом она не нуждалась. Она знала, что она, кто она, и гордилась этим. Она была своей стихией. Законом природы. Именем собственным. Неизбежностью.

«Что… это?» – мысленно поразился я и привстал, поднятый неумолимой силой ее притяжения. Увидел, как она садится на банкетку, обитую красным бархатом, рядом с какими-то двумя женщинами. Я не мог поймать ее взгляда, замахал рукой, чтобы привлечь ее внимание, но тут в левом ухе прозвучало: «Такой женщине не машут через весь бар, сынок. Оторви зад от стула, подойди к ней и представься». Голос моей мамы. Надо решаться.

Я подошел к банкетке и вмешался в разговор:

– Привет.

Незнакомка посмотрела на меня.

– Меня зовут Мэттью, – сказал я, протягивая руку для честного пожатия.

Я сразу понял, что ей известно, кто я. Она, совершенно невозмутимая, даже не шевельнулась. Как я уже говорил, не продается.

– Камила, – наконец сказала она и коротко, но уверенно пожала мне руку.

Я перевел дух.

– А не хотите ли вы… и ваши подруги присоединиться к нашему столику? Вон там. Я угощу вас великолепной «Маргаритой».

Она взглянула на своих подруг.

– Прошу прощения, – сказала она, встала – одна – и позволила мне проводить ее к нашему столику.

Хотя она оставила подруг, я знал, что, если бы я повел себя не по-джентльменски и не пригласил и их тоже, она никогда не села бы к нам за стол.

Я смешал свой лучший коктейль. Я старательно заговорил по-испански.

Она ответила на португальском. В ту ночь я, как никогда в жизни, понимал португальский. Больше мне такого не удавалось.

Ритмы романских языков звучали слаженно, в такт. Спустя двадцать минут мы шептали что-то друг другу на ухо в конце стола – вели нашу первую беседу, – и вдруг…

– Макконахи! – заорал мой приятель, перекрикивая музыку.

Два часа ночи. Бар закрывался.

– Дай мне пять минут, – сказал я, для наглядности ткнул в него растопыренной пятерней и обратился к своей новой знакомой: – Поехали ко мне? Мы с ребятами собрались выпить еще по стаканчику.

– Нет, спасибо, не сегодня. Как-нибудь в другой раз, – дружелюбно ответила она.

Черт возьми.

Я проводил ее на стоянку, но, как ни странно, ее машины там не оказалось.

– Я припарковалась вон там! – сказала она, указывая на свободную площадку у бензозаправки рядом с клубом.

– Белый «авиатор»? – уточнил служитель заправки.

– Да, – подтвердила она.

– Его увезли эвакуаторы. Это парковка только для посетителей заправочной станции.

– Слушай, поехали ко мне, – снова сказал я. – А потом мой шофер отвезет тебя домой.

– Ладно, – наконец согласилась она.

Мы сели во внедорожник, и два моих приятеля переместились на третий ряд, в самый конец салона.

03:30 утра. Мой дом

– Что ж, спасибо за выпивку. А сейчас мне пора, – сказала она.

Я проводил ее к подъездной дорожке, где должен был ждать шофер. Но шофера почему-то не было.

Я напустил на себя озабоченный вид:

– В чем дело? Куда он запропастился? Невероятно! Прости, давай я вызову такси.

В этой части Голливуд-Хиллз очень ненадежная мобильная связь, но у меня был и стационарный телефон. Я обзвонил три таксомоторных компании, и что вы думаете? Ни одна не приняла заказа.

– Если хочешь, располагайся в гостевой спальне.

Пятый час утра, никаких машин пока не предвиделось, так что она согласилась. На всякий случай я еще два раза заглянул в эту спальню, проверить, не нужно ли чего моей гостье. Оба раза меня выставили за дверь.

Я проснулся около одиннадцати утра. Спускаясь по винтовой лестнице в вестибюль, я слышал, что из кухни доносятся оживленные голоса и смех. Так разговаривают только люди, которые ничуть не стесняются друг друга. Старые друзья.

Она, все в том же бирюзовом платье и с теми же карамельными плечами, сидела на кухне, спиной ко мне, за стойкой центрального «островка». Беседовала. Моя экономка готовила оладьи на всю компанию. Два моих приятеля, без рубашек, хохотали над какой-то скабрезной историей, которую только что рассказала моя гостья.