Шрифт:
– С одним условием, – сказала Камила. – Когда ты уезжаешь на сьемки, все едут с тобой [17] .
– Договорились, – сказал я.
Несколько месяцев мы старались завести ребенка, освоив при этом каждый из 188 квадратных футов «Каноэ», но безуспешно. В общем, мы перестали стараться и стали просто заниматься любовью.
Как-то раз я вернулся домой часов в семь вечера. Камила, как всегда, встретила меня объятьями, поцелуем и улыбкой. Поцелуй был горячее обычного.
17
Вот уже двенадцать лет, где бы ни снимали фильм с моим участием, Камила и все наши дети всегда едут на съемки и живут вместе со мной.
Она протянула мне стакан с двойной порцией текилы со льдом. Я скинул шлепанцы и уселся на диван. Из кухни доносился запах моего любимого блюда – домашних чизбургеров.
– Ух ты! Я что, попал в рай?
– Да, – сказала она, села рядом на диван и протянула мне деревянную шкатулку, перевязанную ниткой бирюзовых бус.
Я открыл шкатулку. В ней лежала фотография. Я не сразу понял, что на ней изображено, и пригляделся повнимательнее.
Из глаз брызнули слезы. Я посмотрел на Камилу. Она тоже плакала от счастья. В шкатулке лежал снимок УЗИ. Камила была беременна.
Мы плакали, смеялись, танцевали.
Всю жизнь больше всего на свете мне хотелось быть отцом.
Для меня отцовство всегда означало, что жизнь сложилась. В детстве я говорил отцу и его приятелям «да, сэр» и «нет, сэр», потому что все они были отцами. Отцовство всегда было тем, к чему я относился с наибольшим уважением, тем, что меня больше всего восхищало, – а теперь и мне предстояло к этому приобщиться. Мысли о взрослении и зрелости, которые впервые пришли мне в голову после смерти отца, я теперь ощущал с новой силой, поскольку и сам должен был стать отцом.
Да, сэр.
Часов в десять вечера мы позвонили моей маме, сообщить радостные новости.
В Техасе была полночь.
– Мам? Это мы с Камилой. У нас есть великолепные новости, мы хотим с тобой поделиться. Ты на громкой связи.
– Отлично! Обожаю хорошие новости. Привет, Камила!
– Добрый вечер, миссис Макконахи.
– Мам?
– Да?
– У нас с Камилой будет ребенок. Она беременна.
Молчание.
Долгое молчание.
– Мам? Ты слушаешь?
– Нееееет! Нет-нет-нет! Мэттью! Это неправильно. Ой, нет-нет, нееееееет! Мэттью, что я тебе с пеленок внушала? Сначала свадьба, потом дети! С кем угодно! Нет! Это все неправильно. Нет-нет, Мэттью, это не хорошие новости.
Мы с Камилой переглянулись, удивленно разинув рты. Я потянулся к телефону выключить громкую связь, чтобы Камиле не пришлось выслушивать мамину гневную отповедь, но потом передумал. Нет, пусть знает, с кем ей придется иметь дело.
– Да ну тебя, мама! Я думал, ты обрадуешься. Вот мы с Камилой очень рады.
– А я не рада! Это неправильно. Мэттью, неужели я тебя так воспитала? Извини, Камила, но Мэттью я растила не для такого. Так что я совсем не рада, – сказала она.
И повесила трубку.
Мы с Камилой ошарашенно глядели друг на друга. Слезы радости испарились.
– Вот черт, – сказала Камила.
– Ага, – вздохнул я.
Мы откинулись на спинку дивана, расслабиться.
Камила налила мне выпить. Я не то чтобы сделал глоток – я выхлебал содержимое стакана.
Через несколько минут зазвонил телефон. Мама. Господи, что она еще скажет? Я ответил на звонок.
– Мам?
– Да. Включи громкую связь. Камила, ты меня слышишь?
– Да, миссис Макконахи.
– Мама, что случилось?
– Ну… Знаешь, давай-ка возьмем корректорские белила и замажем наш предыдущий разговор. Это слишком эгоистично с моей стороны. Разумеется, я не согласна с таким развитием событий, но не мне вас за это судить. Раз вы рады, то и я рада за вас. Договорились?
Я уставился на телефон, покачал головой.
– Хорошо, миссис Макконахи. Предыдущий разговор мы уже откорректировали, – сказала Камила, с трудом сдерживая смех.
– Вот и славно. Каждый заслуживает второго шанса. Ну все, люблю, целую. Пока.
И мама повесила трубку.