Да нормальный у него кофе вышел.

Особенно, если сахару побольше положить. Куска три. Можно и четыре. Кстати, Зима бросила не меньше, да еще и сливок.

– Будете? – она протянула фарфоровый сливочник.

– Нет. Мне и так нормально, - он взял чашечку, которой место в гостиной, а никак не на кухне.

– То есть, этот засранец приехал требовать новый прогноз?

– Всегда можно повернуть ситуацию в обратную сторону. Скажем, представить дело так, что отыскалась та единственная, которая светом души своей отогнала мрак.

– Что?

– Моя… супруга очень любит сентиментальные романы, - признаваться в этом было отчего-то легко.

И тихий смех Софьи окончательно успокоил.

– Вы поэтому разводитесь? – уточнила Зима, глядя поверх чашки.

– Нет. Просто… как выяснилось, мы очень разные. И ждали друг от друга невозможного.

– Бывает.

Ей ли не понять. Но… развод – тема неприятная, пусть даже займется им поверенный, а там, наверху, к разводам стали относиться гораздо спокойнее.

– То есть, он надеялся выбить нужный прогноз… откуда узнал? Про Софью?

– У Гельша-старшего есть и деньги, и связи. И люди. Подкупил кого-нибудь. Или саму эту гадалку прижал.

Надо будет позвонить старому приятелю, пусть приглядит.

– Лерман, если она и вправду Лерман, бы не стала сопротивляться. Сказала бы, кто на самом деле составляет прогнозы.

– И мальчишка решил разобраться с обидчицей.

– Именно.

– И что теперь?

Сложный вопрос. И тянет соврать, что он, Бекшеев, все уладит. Но ложь становится в горле комом.

– Пятнадцать суток я ему обеспечу. Но в остальном… если вы напишете заявление.

– Нет, - Софья покачала головой.

– Софья!

– Нет, - сказала она тверже. – В этом нет нужды. Он все равно умрет скоро.

– Как?

– Понятия не имею. Но… те, кому немного осталось, на них метка. Я вижу. Раньше видела, кого можно спасти. Теперь просто метку. Он умрет. И так будет лучше, - она все же отпила кофе.

– Сапожник? – Бекшеев повернулся к Зиме.

– Да нет. Двинет пару раз, но аккуратно. Он опытный. И лишних следов не оставит.

Это и нервирует.

– И убивать не станет. Сапожник очень не любит убивать. Настолько, что… в первый год, когда мы только-только… нас еще на большую землю привлекали. На Дальнем-то с большего спокойно, а там вот и людей всяких, и… собак. Собак после войны развелось много. Сбились в стаи. Одичали. Стаи одичавших собак – это очень серьезно.

Бекшеев кивнул.

Он читал.

– Вот мы и занялись зачисткой. Все. А Сапожник не смог. Он ходил. Помогал, но стрелять в собак – не смог. У него с мозгами что-то там…

Чудесная характеристика. И главное, кажется, не только у него. Но собаки – это одно, собак многим жалко, потому как не виноваты они, а вот люди – совсем иной разговор.

Впрочем, говорить ничего Бекшеев не стал.

– Улица Красильников, - тихо произнесла Софья. И глаза опять закрыла. Лицо её сделалось еще более бледным, щеки провалились. – Дом пять. Подвал. В подвале второй. Искать надо. Там смотрите.

Она выдохнула, и Зима вовремя успела подхватить чашку, не позволив ей выпасть из ослабевших пальцев. А что выругалась при этом, так бывает.

Глава 14. Королева пентаклей

«…третьего дня на улице Булочников мирный сон горожан был прерван душераздирающим криком. Полиция, вызванная горожанами, обнаружила мертвую девицу в одной лишь окровавленной рубашке. Имя несчастной устанавливается. И полиция просит всех…»

«Полицейские ведомости»

Софье я сунула под голову подушку, а на плечи набросила плед. Поглядела на Бекшеева, который в свою очередь презадумчиво глядел на саму Софью.

– Часто у нее случается?

– Иногда. Раньше реже, а теперь, видать, блоки отходят.

– Это невозможно, - с убежденностью произнес он.

Спорить я не стала. Невозможно, так невозможно. А Бекшеев подошел и присел.

– Выходит, улица Красильников… надо позвонить, чтобы проверили.

– Телефон тут есть.

– В доме?

Я пожала плечами. Ну не объяснять же, что это – не моя придурь. Кому мне звонить-то? А вот Одинцов настоял. Беспокоился он, сволочь высокородная.