Шрифт:
И вправду.
– Барин тебя не дождался?
– Когда он кого дожидался. Время вышло и свалил себе. Вон, даже дверь не запер.
Это не показатель. Дверь в участок никогда не запирали. Нужды не было. До сегодняшнего дня.
– А ты не спускался?
– На кой оно мне?
И вправду, на кой.
– Ночью тут только Барский был. Может, он? – предположил Ник-Ник.
Кто-то из своих. Определенно из своих. Кто-то, кто знает, насколько я ненавижу апельсины.
– Вот… сволочь.
Это я про княжича.
– Боюсь, - Бекшеев услышал. Он вышел к лестнице и поглядел на нее мрачно, как на врага. Тросточка цокнула о камень. – В этом есть доля моей вины. Я спросил у него про тот дом.
– И?
– Княжич испугался.
Стало быть, все-таки связан. С домом. С трупами.
– Сказал, что ничего не докажем.
Хрена с два.
– Потом что?
– Потом приходил Сомов, - Бекшеев замолчал и отступил к стене, пропуская возмущенного толстяка. Тот по лестнице взбежал с нехарактерной для его комплекции ловкостью. – Мы говорили. И мне показалось, что он меня понял.
Он-то понял. Вчера. А сегодня с утра его, надо полагать, побеспокоил самолично князь Гельшь. И Сомов решил, что вчерашние договоренности можно пересмотреть. С ним такое частенько случается.
Политик, что уж тут.
– Надо бы приглянуть, - потянул Ник-Ник, проводив поверенного хмурым взглядом.
– Бесполезно, - Бекшеев покачал головой. – Если он знает, где мальчишка, то точно не сунется. А если нет…
То смысла следить немного.
– Кто-то из своих, - я опять чихнула и вытерла нос рукавом.
– Когда я ушел, тут оставался Барский.
– Его дежурство, - Ник-Ник кивнул.
– Мог он?
Ник-Ник поглядел на меня. Я на него. Думать о таком не хочется, но… Барский.
С Барским мы познакомились в госпитале. Медведь тогда еще болтался между жизнью и смертью, не способный разобраться, куда ж ему надо-то. Одинцов лежал с истощением. Я… я тоже была близка к тому.
Софья впала в глубокую тоску, взвалив на себя вину за все и сразу.
А Барский играл на гармошке. Как же это бесило… госпиталь устроили в чьем-то особняке, в парадной зале. Мраморный пол, колонны в потолок. Лепнина. Позолота.
И кровати длинными рядами. Кто-то спит. Кто-то стонет. Кто-то тихо отходит во сне. Меня постоянно выворачивает, потому как шею магу я свернула, но и он не ушел с пустыми руками.
Одинцов то и дело впадает в забытье, начиная говорить с матушкой.
И этот…
Гармошка.
Чтоб Барский еще играть умел. Так нет же, возьмет с утра и пиликает, пиликает, откладывая в сторону лишь когда пожрать приносят. И я начинаю ждать обеда. Не потому, что голодна – еда в теле все одно не задерживается – но просто ради тишины. Мне так хочется тишины.
Тогда я с кровати-то встала лишь затем, чтобы взять подушку и добраться до той койки, на которой лежал Барский. И его гармошка. Я надеялась накрыть его голову подушкой и придавить.
Хорошенько так.
И главное, почти добралась.
– Бесит, да? – Барский не дал мне упасть. Придержал за локоток и позволил сесть рядом. А потом сунул в руки кружку с остывшим чаем. – Пей. Помогает.
Чай был сладким до того, что сводило зубы. Но как ни странно, я сделала глоток и… и меня не вырвало. Впервые за всю неделю – не вырвало.
А он поднял гармошку и запиликал.
– Я тебя все одно удавлю, - пообещала я тогда.
– Ага, - он убрал её ненадолго. – Если силенок хватит.
– Зачем ты это делаешь, - Одинцову хватило сил только, чтобы набок повернуться.
– Это бесит. Всех.
– А смысл?
– Человеку, которого что-то бесит, помирать уже не хочется.
Это был очень альтернативный метод лечения и…
…у самого Барского что-то там не ладилось. Внутри. Под магическую мину попал. Видимых повреждений нет, а тонкое тело покорежило.
Я помотала головой.
И выдохнула честное:
– Не знаю.
А Ник-Ник, глянув на меня с жалостью, сказал:
– Еще как мог.
Ник-Ник Барина недолюбливал. И если сперва еще это в глаза не бросалось, то уже потом, в имперском госпитале, где мы все оказались в конечном-то итоге, его неприязнь выбралась из тени.
Дело даже не в Барском.
Дело в женщинах.
В тех нарядных, таких удивительно чистых медсестрах, что улыбались на шутки Барского. А Ник-Ника будто не замечали. И в пухлой тете Клаве, поварихе, лично приносившей Барину обед, когда того скрючивал очередной приступ.