С отчаяния, конечно, можно и рискнуть. Но вопрос, насколько княжич отчаялся? Да и к тому же, деньги… он что-то да заплатил, чтобы выбраться из камеры. И что осталось?

– Ты рассказывай, - велел Одинцов. – Там уже на двоих чего и решим.

Рассказ много времени не занял.

– Все-таки свои… Барский – возможно. Даже вероятно. Он и вправду деньги любит. И да, думаю, прав Ник-Ник, саперы ведь в разных местах оказывались. И многое тогда мимо казны прошло. Правда, врать не стану, что видел и точно знаю. И за руку я его не ловил.

Заместитель начальника Следственного комитета Его императорского Величества замолчал. А потом высказал-таки сомнения.

– Но… как-то это… слишком нарочито, что ли?

Шелест в трубке усилился.

– Он, может, и вор, но не идиот… совершенно точно не идиот. Зачем ему так подставляться? В свою смену. Масло это… он ведь внизу частенько бывал. Ты вон сам сказал, что он сидел рядом с камерой. А стало быть, и трогать её трогал. И запах сохранился бы по-любому. Но его наличие объяснить было бы легко. Как и любому другому.

– Ключи?

– Еще проще. Тоже и в руки брал. И хранил. Если там вовсе основные использовали. Комплектов ведь всегда несколько. Одни внизу. Проверял?

– Нет, - вынужден был признать Бекшеев.

– Ничего. Со временем присобачишься.

– С бумагами иначе.

Информация на них статична. Она не спешит. Не меняется. Не норовит солгать. Не так, во всяком случае, как люди.

– Верю. Ненавижу бумаги… так вот, с отпечатками можешь поиграть, но готов поклясться, что будут или Барина, или еще чьи-то… а вот масло это. Зачем оно надо?

Ответа Бекшеев не знал.

А потому решился спросить, раз уж с разговором заладилось.

– Остальные как? Кому здесь можно верить-то?

– Никому. Из этих, - спокойно и без раздумий ответил Одинцов. – Себе можешь. Зиме. Софья… она почти беспомощна, так что по городу разгуливать, освобождая убийцу или в чем ты там её подозреваешь, не станет.

И снова почудилась в словах насмешка.

– Тоже думаешь, что я спятил? – поинтересовался Бекшеев. Там, на большой Земле, в Петербурге благословенном, подобных вопросов не задают. Во всяком случае, не так прямо.

– Была такая мысль. Ну да… с кем не бывает. А теперь, если все так, как есть… я отправил адъютанта. Передашь ему бумаги, как появится. Или что там у тебя.

И с чувством выполненного долга отойдешь в сторону, позволив другим делать свою работу. Они ведь опытней. И удачливей.

И на войне были не так, как ты, в тиши кабинетов.

Глупые мысли. Это подросткам простительно обижаться, а Бекшеев давно уже взрослый.

– Расскажи, - звучит не просьбой, почти приказом. И Одинцов подчиняется.

– На самом деле я их не так, чтобы знаю. Мы тогда в один госпиталь провалились… Зима рассказывала?

– Кое-что, - Бекшеев ответил уклончиво. – Вы попали в ловушку. И накрыло.

– Да… накрыло хорошо. Шли… всего пять верст, а будто сотню отмахали. Медведь кровью истекает, в беспамятстве. Софья не лучше, но хотя бы легче. Это много значит там, что легче… мы с Зимой за двоих. И надо бы бросить. Но не простит. Это страшно. Тогда. Да и теперь тоже. Вот… а по следу – охотники. Ищейку-то она сразу выловила. А вот маг опытным оказался. Не пророк хотя бы… пророк ушел. Я так думаю. Или нет? Я одно время хотел выяснить, но как-то оно все не до того было… а потом понял, что времени прошло столько, что смысла в этом нет.

А в чем он есть, смысл?

В окне сером? В зыби, что по ту его сторону? Оседает и на стекле, и на сизых ветвях плюща? В острове этом? В жизни?

– Так вот… маг тогда Ищейку нам подсунул, а как взяли её, то и ударил. Хорошо так… мой щит сходу в дребезги. Ну и сил-то никаких… вот. А Зима выстояла. Чудом, не иначе. И притворилась мертвой. Поняла, что ублюдок не устоит… ему бы второй волной бахнуть. Да видать силенок не осталось. Маги, они ведь тоже…

Не вечные.

В стекле отражается Бекшеев, бледная тень себя. И страшноватая, по правде.

– Вышел поглядеть. Снять трофеи. Честолюбивый, с-скотина. И охотник. Охотники, они не могут без трофеев. Натура такая. Склонился над нею, номер с шеи снять. Вот она в горло и вцепилась. А тот, поняв, что все, отходит, и выплеснул силу, что была. Всю. Другой кто бы вспыхнул, но ведь Ищейка. Они крепкие.

И живучие.

Как сам Бекшеев. Шансов у него было немного. Если вообще были. Потом уже сказали, что повезло неимоверно. И раз так, то не стоит испытывать судьбу. А ему вот неймется.